|
Язва — 1955 Добавить фотоИнформация
В 1954 году убыл из СИЗО-3 "Пресня". В 1954 году находился в Ванинский ИТЛ (Ванинлаг). В это время там находились: Марухин В. (Маруха), (Колючий), Викторов В. (Витя), (Кащей), Хорев А. В. (Хорь), (Лось), Сечкин Г. С. (Сека), (Акула), (Винт), (Питерский), (Костыль), (Толик Кнут), Субботин, Сосновский, Сухов, Логунов, Зарубин, Репринцев, Шейн, Кирносов, Сукачев Н.А., Николаев Г.Д., Плисецкий В.Ф., Мадонов-Пилеев А. П., (Мишка) В 1955 году находился в Дальстрой. В это время там находились: Джикия Х. П. (Мингрел), (Гнилой Ванька волгинский), Викторов В. (Витя), (Кащей), Хачатрян Р. (Дмак (курдюк) Тумо), (Жареный), Кудров Я. С. В 1955 году находился в прииск "Бутугычаг". В это время там находились: Викторов В. (Витя), (Акула), (Алкан) Погиб в 1955 году (несчастный случай) в Магаданской области, ЛП "Вакханка", прииск "Бутугычаг", Тенькинский ИТЛ (Теньлаг), Дальстрой. Обновления
| | | | Добавлены сведения о месте заключения. | 21.10.2018 в 22:59 | | Изменены сведения о месте заключения. | 21.10.2018 в 16:00 |
Комментарии
ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 23:06 С вершины горы нам действительно маячил Валера. После завершения посадки вагонетка дернулась и пошла с мгновенно нарастающей скоростью вверх. Весь подъем в поднебесье обычно продолжается около десяти секунд. Привычно засвистел ветер. Мы, судорожно вцепившись в борта, начали глотать слюну, дабы не закладывало уши. Вагонетка неслась с такой скоростью, какую нам никогда не приходилось испытывать на свободе. Пучки искр летели из-под колес. Грохот стоял такой, что казалось, земной шар разламывается на части.
Внезапно раздался непривычный треск. Я увидел, как у поравнявшейся с нами встречной груженой вагонетки лопнул удерживающий ее стальной трос и извивающейся змеей взмыл в небо. На мгновение став на дыбы, железный монстр весом в три тонны закувыркался вниз, рассыпая по дороге вываливавшуюся во все стороны руду, и, проломив насквозь кирпичную стену фабрики, влетел внутрь. В то же мгновение наша вагонетка остановилась и через долю секунды полетела по рельсам вниз, увлекая за собой освободившийся трос.
- Прыгай! - изо всех сил заорал Язва.
Но было уже поздно. Страшный удар поверг все окружающее в темноту…
Я оказался в другом измерении. Земли нет. Вселенной тоже. Всюду какая-то вязкая масса. В этой массе - я. Но не тело. Тела нет вообще, как и нет никаких предметов. В матовой, полупрозрачной массе мое растворенное в ней сознание. Или мозг. Или душа. Ощущение передать невозможно. Ничего сравнительно похожего на Земле нет. Но я попробую.
Представьте, что на вас наехал громадный асфальтовый каток и превратил ваше тело в размазанный сгусток слизи. И если взять тот пиковый момент боли, после которого сразу наступает смерть и который человек может выдержать только доли секунды, этот момент остался навечно. Но это не все. Представьте, что вас скрутили в три погибели, затолкали в крохотный ящик и зарыли в землю навсегда. Живого!!! То невыносимое ощущение дискомфорта, которое вы стали бы испытывать через некоторое время, приплюсуйте к нечеловеческой боли. И все равно это не то… Ведь лежа под катком и находясь в ящике, вы ожидаете спасительный выход - смерть. Здесь выхода не было. И самым ужасным были не боль и дискомфорт, а осознание того, что это будет продолжаться ВЕЧНО. Все самое страшное, то, что я пережил в своей жизни до этого момента: и полусмерть в замурованном в бревне, и угроза медленной голодной смерти в тайге, и поедание Юркиных останков, и расстрел по приговору суда, и бугановская «дача», - показалось мне счастливой детской сказкой в сравнении с тем ужасом, который я испытал, совершенно отчетливо осознав, что СМЕРТИ НЕ БУДЕТ!!! И этот ужас тоже остался во мне навечно. Плюс ко всему стоял невыносимый зудящий стон, который я слышал неизвестно чем. Я ощущал свой мозг в каком-то растворенном состоянии. Я был на грани помешательства. Я даже пытался каким-то образом, каким-то усилием воли перейти эту грань, чтобы сойти с ума совсем, но все мои попытки ни к чему не приводили. И не было ни темноты, ни света. Все вокруг было серое. И это тоже было невыносимо. И еще десятки других ощущений, которые описать невозможно, потому что подобных просто нет на Земле. От меня, казалось, осталось одно раздавленное сознание, которое ощущало весь ужас вечности в таком положении. Я ясно и отчетливо понимал, что конца не будет. Я не видел, но чувствовал, что плазма, в которой растворен мой мозг, занимает весь осознаваемый мной мир и что в этой плазме я один. Без тела. Больше ничего нет. Полувялые, ускользающие из сознания мысли, дикая боль, беспомощность, неподвижность, обреченность, вечность. Я никогда не мог представить себе Вечность при Жизни. Здесь я ее осязал всем своим несуществующим естеством. Внезапно меня пронзила одна единственная яркая, как вспышка молнии, мысль. Я вдруг понял, что это расплата за все то, что я натворил за свою предыдущую жизнь на Земле. И эта мысль тоже осталась навечно. Прошло много тысяч лет…
- Где мои товарищи? - задал я свой первый вопрос проводившему утренний обход врачу.
- Понимаешь, парень, ты остался один. Да и то еле вытащили тебя с того света. Была остановка сердца. Но теперь уже все в порядке. Подлатаем тебя немножко, и живи. А твоих друзей уже похоронили. Все четверо - насмерть.
Трудно терять друзей. Еще труднее - единственных. Но к великому своему стыду, я перенес это сообщение относительно спокойно. То ли уже привык к частым посещениям костлявой, то ли характер такой.
Этот взгляд доктора я расшифровал только через сорок пять лет, когда случайно увидел по магаданскому телевидению передачу, где диктор рассказывал, что в сталинские времена на руднике Будугучак заключенные добывали урановую руду, ничего не подозревая об этом. Им говорили, что добывают они касситерит. Хоронили их в громадных братских могилах.
Рудник Будугучак, расположенный в живописной долине между гор, рядом с поселком под игривым названием Вакханка, и был тем самым рудником, где несколько дней тому назад я совершил попытку снести своим телом обогатительную фабрику. (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: Учреждение: прииск "Бутугычаг". ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 14:12 Нас же в свою очередь интересовали чисто меркантильные вопросы. В частности, какое здесь производство, кормежка, бытовые условия? Кто побывал здесь из воров? Что из себя представляет начальство? И прочее. Особенно словоохотливым оказался мужичок по имени Валера. Он тут же рассказал, что производств здесь два: касситеритовый рудник, который находится на вершине горы, и обогатительная фабрика у подножия.
На руднике добывали касситеритовую руду, которую грузили на вагонетки и по канатно-рельсовой дороге спускали вниз на фабрику. Здесь эту руду дробили, промывали и отделяли породу от искомого компонента. Затем после просушки полученный порошок упаковывали в кожаные мешки и куда-то увозили. Что такое касситерит, никто из зеков не знал. В зоне была хорошая библиотека, клуб, медпункт. Правда, глядя на обитателей нашего нового пристанища, нельзя было сказать, что их организмы насыщены отменным здоровьем. Скорее всего наоборот. Странные замедленные движения, постоянное почесывание, неуверенная походка. По существующей традиции тем, у кого подходит конец срока, начальство разрешает начинать отращивать волосы. Нелицеприятную картину представляли собой эти люди. Отросшие волосы вываливались у них клочьями, как шерсть, оставляя куски совершенно голого черепа.
Я, Витя и Язва разместились в одном из четырех бараков зоны. С нами вместе поселились Алкан и Акула. Мы решили жить одной «семьей». Воров в законе до нас на зоне не было. Всего в бараке проживало около пятидесяти человек. Многие, сгруппировавшись «семьями», отгородили от остальных свои койки простынями, устроив себе обособленное жилье. Эти импровизированные ширмы разгораживали барак на множество секций. Мужики снабдили нас всем необходимым для комфортного обустройства, притащив разрисованные зонными умельцами простыни, веревки, необходимые крючки. (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: Учреждение: ЛП "Вакханка". ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 14:02 Оглушающий лай овчарок, стремительная пробежка между двух шеренг, ускорительные тычки конвойных, поверхностный шмон перед грузовиком - и вновь дорога. В одном из горных поселков двадцать человек высадили. В кузове осталось пятеро: я, Витя, Язва, Алкан и Акула.
Лагерь, в который мы прибыли на этот раз, располагался в живописнейшем месте. Со всех сторон обступившие его заснеженные горы создавали иллюзию глубокого колодца. Дном ему служила небольшая долина. Домики примостившегося рядом с лагерем поселка безмятежно дымили трубами. Дым из них столбиками поднимался прямо вверх к тучам, которые покоились своими темными и мягкими округлостями на вершинах гор. Никакого шевеления воздуха. Мир и покой царили в этом, казалось, полностью оторванном от остальной Вселенной месте. Правда, экзотическое название поселка - Вакханка - и вызывало некую ассоциацию с разгульной вакханалией, безудержным весельем и полухмельным образом бога вина и виноделия, но сам поселок, в сущности, являл собой полную противоположность. (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: Учреждение: ЛП "Вакханка". ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 13:55 Вакханалия возобновилась с новой силой. У прилично захмелевшей босоты начало проявляться чувство сострадания к товарищам, не принимавшим участия в пиршестве.
- Эй, Питерский, чего грустишь? Иди дерябни глоток! - проявил чуткость по отношению к приятелю Колючий, протягивая ему кружку с первачком.
Питерский с удовольствием опрокинул содержимое кружки в рот и потянулся за закуской.
- А ты, Акула, особого приглашения ждешь? Двигай ближе! Тут на всех хватит! - не успокаивался Колючий.
- Винт, канай сюда! - вторил Колючему Язва. - Ну что ты такой стеснительный?
Сидящие за столами стали приглашать всех желающих. Места на скамейках тотчас заполнились до отказа. Некоторые присаживались на колени к пригласившим их товарищам, остальные устраивались стоя позади сидевших. Кое-кому передавали кружки на нары. Все новые порции спиртного в банках доставлялись из кухни. Пошел в ход предусмотрительно заготовленный Алканом вторяк.
- Да чего там твоя Майка? - тянул свою кружку к Паленому, чтобы чокнуться, изрядно захмелевший Кащей. - Дура она, и все! Ну чего следаку наплела! С пятнадцати лет с тобой трахается! Вот один раз моя Катька…
- Ты Майку не трогай! - возмутился Паленый. - Она меня вытащила из легавки! А ты свою шмару по делу с собой потащил!
- Кто кого потащил? Ты что буровишь, мусорская рожа? - заорал Кащей.
- Повтори, что ты сказал? - налились дикой яростью глаза Паленого.
- Мусорская рожа! - в запальчивости выкрикнул Кащей.
- Воры, слышали? - оглянулся по сторонам мгновенно протрезвевший Паленый.
- Слышали! - раздались голоса со всех сторон. - Поступай по воровски!
Паленый кинулся к своему месту на нарах и отвернул матрас. В руках у него сверкнул остро отточенный кривой нож. Прыгнув обратно, он вонзил нож в грудь оторопевшего Кащея и тут же вырвал его обратно. Удивленно взглянув на Паленого, Кащей безмолвно свалился на пол. Из раны на левой стороне груди сквозь рубашку пролилась пульсирующая струйка крови. Глаза подернулись поволокой.
- Ты за что вора убил? - задрожал от переполнившей его злобы Колючий. - Получи!
И, мгновенно выхватив из под своего матраса огромный клинок, он проткнул Паленого насквозь. Клинок вошел в живот как в масло, и окровавленный его конец вылез из спины. Паленый повалился на нижние нары. Ухватившись обеими руками за ручку клинка, он попытался вытащить его из себя, но ничего не получилось. Сделав несколько беспомощных рывков, Паленый затих.
- Братва! Что же это делается? - Взревел Акула, хватаясь за свое оружие.
- Воров убивают! - орал Винт, ныряя под матрас и вытаскивая две «куропатки». - Порву, падлы!
Все повскакали с мест. Никола Рыжий из «семьи» Паленого схватил скамейку и обрушил ее на голову Колючего. Колючий как подкошенный рухнул на пол. Рыжий вновь поднял скамейку, пытаясь сбить с ног подскочившего Язву, но в это мгновение Колючий пришел в себя и, лежа на полу, изловчившись, вцепился зубами в икру Рыжего. Тот, заверещав от боли, выронил скамейку, но, моментально выхватив из-за пояса пику, попытался нанести Колючему удар в затылок. Подбежавший сзади Витя успел подставить свою руку, и пика вошла в его ладонь, лишь слегка поцарапав голову Колючего.
- Держи! - крикнул Язва, бросая Колючему один из своих двух ножей. Тот, поймав на лету нож, тут же воткнул его в поясницу Рыжего. Тем временем Витя, не обращая внимания на сквозную рану в ладони, вытащив клинок из тела Паленого, оборонялся от трех наседавших на него урок. Язва бросился к нему на помощь. Обитатели верхних нар посыпались на головы дерущихся и тоже включились в драку.
В воздухе сверкали ножи. Кровь брызгала в разные стороны. Оглушенные алкоголем, многие уже не понимали, кто кого режет, и, размахивая ножами, резали всех подряд. В конце барака рванула «куропатка». От взрыва братва разлетелась в разные стороны. Оставшиеся в живых тут же вскочили на ноги и снова ринулись в бой. С вахты простучала пулеметная очередь. Вышки откликнулись автоматным огнем. Стрельба велась исключительно для усмирения, так как вести прицельный огонь снаружи барака было невозможно. Один из клубков дерущихся через дверь выкатился на снег. В зону с карабинами наперевес вбежали солдаты. В них тут же полетели «куропатки». Один за другим раздалось несколько взрывов. Солдаты развернулись и побежали обратно, предоставив нам самим решать свои проблемы.
До глубокой ночи шла резня, изредка затихая и возобновляясь с новой силой по мере пробуждения оключившихся ранее. Не принимал участия в ней только тот, кто по причине принятия завышенной дозы алкоголя не имел возможности пошевелиться. Под утро барак и его окрестности напоминали Куликово поле после битвы. Все вокруг было усеяно трупами. Из некоторых торчали ножи. Всюду кровь. Со всех сторон стоны раненых. Значительная часть оставшихся в живых вообще не помнила ночных событий. Я тяжко вспоминал, как ночью, размахивая ножом, носился по бараку. Последнее, что удалось удержать в памяти, - это бегущие к вахте солдаты и гремящие им вслед взрывы «куропаток». Зацепил ли я кого-нибудь ножом или нет - вспомнить не удавалось.
- Сека, живой? - спросил меня оказавшийся рядом Витя.
- Не знаю, - ответил я, просыпаясь окончательно.
- А у меня рука проткнута! - пожаловался Витя.
- Скажи спасибо, что не башка! Ну-ка посмотри на меня, - попросил я. - Руки-ноги целы?
- Да вроде… - с сомнением произнес Витя.
Со звоном вылетело стекло из рамы. В окно просунулось дуло автомата.
- А ну выходи по одному! - раздался резкий голос вохровца. - С вещами. При выходе из барака бросать вещи вправо, а руки за голову! При любом резком движении стреляю без предупреждения!
Урки, одеваясь на ходу, нехотя потянулись к двери. На полу остались лежать те, кто не в силах был подняться и те, кому встать уже не придется никогда. Возле барака нас ожидали два взвода солдат. У ворот зоны стояли несколько крытых грузовиков. Шмон прошел довольно быстро. Возле вахты выросла приличная куча ножей и карт. Уже выходя за ворота, мы увидели, как в барак зашли надзиратели с врачом.
- Ну слава Богу! Кажись, на этап, - удовлетворенно вздохнул Язва, устраиваясь на скамейку в кузове.
- Попасть бы в общую зону! - с надеждой произнес Витя, поудобней приспосабливая свою раненную руку.
- Как же, в зону! - усомнился Колючий. - Наверняка на кичу загонят. Раскрутка будет за трупы.
- Да вряд ли, все тяжеловесы. Куда раскручивать-то? - предположил Язва. - Одна морока. Нет, наверное, не будут.
- Жаль Кащея! Нормальный босяк был, - с сожалением промолвил Колючий.
- Ты себя пожалей! - отозвался я. - Если бы не Витя с Язвой, валялся бы ты сейчас вместе с Кащеем. Здорово тебя Рыжий скамейкой отоварил?
- Прилично, - щупая объемистую шишку, ответил Колючий. - А вообще, наворотили мы дел. Ты хоть помнишь чего-нибудь? - спросил он меня.
- Почти ничего. Только как Паленый Кащея завалил, а ты - его, - ответил я. - Да еще, как Витя руку подставил.
Остальные тоже тихо переговаривались между собой.
На этот раз в кузове конвоя не было. Машины сопровождали солдаты, сидящие в кабинах и едущие в отдельном грузовике. На пригорке машина остановилась.
- Вылезай! - послышалась команда.
- Неужели приехали? - удивился Язва. - Всего-то минут двадцать прошло!
Повыпрыгивав из грузовика, мы увидели довольно странную картину. Колонны не было. Съехав с трассы на обочину, стояли только две машины - наша и конвоя. Часть солдат была без оружия. В руках у каждого из них была толстая палка, наподобие оглобли. Другая часть солдат окружила нас, взяв на изготовку автоматы.
- Ну, босота! Попили вы из нас крови, теперь мы попьем! - набросились на нас лихие палочники.
Удары посыпались со всех сторон. Били со смаком, с вожделением. Автоматчики, поводя дулами, были готовы в любой момент пресечь попытку оказать сопротивление либо просто дать сдачи. Сколько времени продолжалась экзекуция, никто впоследствии уточнить не смог. Но отходили нас очень прилично. Вымазанные кровью, усеянные синяками и шишками, мы кряхтя забирались в кузов грузовика. А за холмом пускали в резку пассажиров другой машины. Дальше - третьей…
Все стало понятно. Не рискуя учинять расправу в зоне, так как беспрецедентное скопление воров в законе могло привести к чрезвычайно серьезному конфликту, местное начальство решило имитировать отправку на этап. Небольшие партии воров обуздать было значительно легче, нежели усмирять всю зону целиком. Прекрасно понимая желание каждого - уехать из этого сгустка отрицаловки, где не имелось ни одного мужика, и в связи с этим урки были поставлены перед необходимостью обслуживать себя сами, начальство очень ловко воспользовалось этой ситуацией.
Через некоторое время наше транспортное средство остановилась возле только сегодня утром покинутой нами зоны. Она вновь была пуста. За время нашего отсутствия всех мертвых и раненых вывезли в неизвестном направлении. Стал известен и итог праздничного пиршества. Шестьдесят пять человек тяжело ранены и тридцать восемь убиты, а одиннадцать человек, как зачинщики резни, отправлены в следственный изолятор на раскрутку. Вместе с ними уехал Колючий. (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 13:45 Все приготовления к пиршеству шли совершенно открыто, так как за все время нашего здесь пребывания в зоне не появилось ни одно административное лицо. Все переговоры велись только из-за ворот. Ни плановые, ни внезапные обыски не проводились. Никаких собраний, политзанятий, проверок не осуществлялось. Создавалось впечатление, что нас вообще никто не замечает. Необычная ситуация несколько шокировала, но нисколько не мешала. Жизнь текла своим чередом.
- Ну, братва, - начал первый тост вор по кличке Паленый. - Хочу выпить за всех наших друзей, которые не дожили до сегодняшнего дня! Пусть земля им будет пухом!
Все сидящие за столом, взяв в руки кружки, встали и не чокаясь выпили содержимое. Со всех сторон раздались характерные покряхтывания. Братва снова уселась и навалилась на закуску. Некоторые стали запивать восхитительным морсом, который заблаговременно приготовил из воды, сахара и добытого из-под снега мха изобретательный Алкан.
- Воры! - поднялся из-за стола Колючий. - Можно мне тост?
- Говори! - загудели вокруг.
- Выловил старик золотую рыбку. Взмолилась золотая рыбка: «Отпусти меня, старче, на волю! А я исполню три твои желания!» «Хорошо, - сказал старик. - Первое желание мое такое. Вот, говорят: «Покажу, где раки зимуют». Хочу я посмотреть, где же они зимуют. Второе желание…» «Постой, старче, - ответила золотая рыбка. - Если я выполню твое первое желание, то не видать тогда тебе двух остальных!»
Так давайте выпьем за то, чтобы, побывав там, где раки зимуют, мы смогли бы осуществить и остальные наши желания!
- Правильно! Молодец, Колючий! Здорово загнул! - чокаясь кружками, загудело застолье. - Рыбка плавает по дну, дайте рюмочку одну!
- А у меня осталось не два желания, а только одно, - вмешался Язва. - Выбраться отсюда на нормальную зону. Алкан, наливай по третьей!
- Нет, Язва, ты не прав, - парировал Паленый. - Не на зону надо рваться, а на свободу. Давайте, братишки, за свободу!
- Какая мне катит свобода с четвертаком? - не сдавался Язва. - Это тебе с червонцем ништяк!
Мнения разделились. Хмель понемногу давал о себе знать. И хотя в кружки наливали не более чем по тридцать граммов первача, разговор за столом становился все возбужденнее.
- У меня на свободе шмара была, Майкой звали, - ударился в воспоминания Паленый. - Пятнадцать лет, а шустра, как кузнечик. Все вприпрыжку бегала. Я ее на хавиру устроил, к делу приобщил. Вместе скачки лепили. Она у меня всегда на атасе стояла, пока я хаты бомбил. Три года общались. А на четвертый легавые прихватили. Обоих. Но не в хате, а в подъезде. Хату-то я еще не ломанул. Видно, у легавых наколка была. Привозят в ментовскую. Спрашивают: «Чего в подъезде делали?» Я гутарю: «Пошвориться зашли». Майку-то отдельно допрашивают. А на меня ксивы у них - три ходки по указу от сорок седьмого! Ну, понятно кричат: «Признавайся!» Я, конечно, не в сознанку. А тут следак от Майки входит, базарит: «Лучше в сознанку за кражу иди! Майка твоя призналась, что ты ее с пятнадцати лет трахаешь. Понял, какую статью тебе сейчас навесим? В зоне за развращение малолетки самого на четыре кости поставят!» - «Врет, - говорю, - сука! Век свободы не видать, только недавно ее шворить начал!» - «А вот мы тебе сейчас очную ставочку соорудим и дело заведем. Будешь колоться в попытке к краже?» «Нет, начальник, в натуре, не пришьешь разврат. Не такая она дура, чтоб на меня бочку катить!» - «Ну, как знаешь,» - говорит и Майку из соседнего кабинета кличет: - Ну что, гражданочка, подтверждаешь свои показания о том, что стала близка с Пантелеевым с пятнадцати лет?» - «А что, - говорит Майка, - я же по согласию, добровольно! Вы же говорили, что за это ему ничего не будет!» Ну дура, есть дура. А следак прет: «Подтверждаешь или нет?» «Подтверждаю, - говорит Майка, - действительно мы были близки с пятнадцати лет, а швориться начали с восемнадцати».
Раскатистый хохот потряс барак.
- Так и сказала? - захлебываясь от смеха, еле выговорил Кащей.
- Так и сказала, в натуре, - подтвердил Паленый.
- А легавые? - поинтересовался Витя.
- Легавые в ментовской, а мы с Майкой вместо кичи на хавиру затесались.
- Вот это Майка! - восторгался Язва. - Фотка есть? Покажи!
- Хорош, братва! - возмутился Алкан. - Мы чего здесь сидим, байки слушать или водку пить?
- И то правда, - поддержал его Колючий. - Наливай! (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 13:31 Погрузка прошла довольно быстро. В кузове были скамейки, по которым мы тотчас уселись. В каждый грузовик вместилось по двадцать пять человек. Витя, Язва, Колючий, Кащей и я залезли в один кузов. Предварительно нам выдали ватные брюки, телогрейки, шапки, портянки и валенки. Так что с экипировкой было все в порядке. Да и морозец небольшой, градусов десять. На каждую машину полагалось по три конвоира и по два водителя. Один конвоир садился рядом с водителем в кабину, а двое располагались вместе со вторым водителем и зеками в кузове у заднего борта. Машин было двенадцать. Последняя - с продуктами и водой.
Конвой еще раз тщательно проверил готовность, и колонна тронулась в путь. Настроение у всех было отличное. Наконец-то! Еще немного терпения, и скоро мы окажемся в общей зоне, где начнется нормальная оседлая жизнь. В принципе нас должны раскидать по разным зонам. Исходя из практики - по пять-шесть человек. Негоже на одной зоне иметь большое количество воров в законе. Это чревато крупными беспорядками, побегами и вообще очень беспокойно. При небольшом же количестве урок на зоне всегда тишь да гладь. Мужики не беспредельничают, драк нет, краж нет, отказчиков от работы - тоже. Не беда, что пять-шесть человек не работают. Зато все остальные пашут на совесть.
Машины, натужно ревя моторами, с трудом преодолевали крутые подъемы, а после перевалов медленно и осторожно спускались вниз по местами заснеженной, а кое-где и обледенелой дороге.
- Начальник, останавливай на оправку! - не выдержал длительной тряски Язва.
- Шуруй с борта, - отозвался конвоир.
- Да мне по тяжелому надо! - застеснялся Язва.
- А я что говорю? Давай с борта. Что, всю колонну из-за тебя останавливать? - невозмутимо проворчал конвоир.
Балансируя на ходу и хватаясь за плечи сидящих, Язва стал протискиваться к заднему борту.
- Держите меня, братцы, упаду! - спуская штаны, просил Язва. - Трясет ведь как! (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 13:28 - Сека, ну чего разлегся? Давай терца запишем! Четыре колоды уже готовы, а ты все валяешься! - грубейшим образом оборвал мои воспоминания Колючий. - Вон! Народ уже шпилит!
Рядом Витя, Язва, Кащей и подсевший к ним вор по кличке Жареный вовсю резались в очко. Еще две группы заядлых картежников, дислоцирующиеся на нарах в разных концах камеры и со всех сторон окруженные болельщиками, озабоченно лупили картами по подушкам, игравшими роль столов. Настоящий же стол стонал от отчаянных ударов по нему фишками домино. Рядом от каждого удара подпрыгивали на доске шахматы. Публика интенсивно проводила свой досуг. (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 13:07 Во время нашего увлекательного путешествия контакт с конвоем был полностью исключен. Необычайное скопление такого большого количества воров в законе настолько настораживало людей с автоматами, что при каждой необходимости открыть люк они устанавливали возле него направленный в трюм пулемет. Выдача пищи происходила с помощью ведер, опускаемых вниз на канате. Водные процедуры выполнялись посредством пожарного шланга. Мощная струя направлялась сверху в трюм и обдавала всю публику разом, заодно сбивая с ног.
Это прогрессивное нововведение позволило напрочь исключить очереди у рукомойников, возникающие, как правило, во всех остальных местах содержания правонарушителей. Правда, менее подвижным пассажирам, не успевшим к этому времени скинуть с себя одежду, приходилось сочетать холодный душ одновременно с услугами прачечной.
Не вызывало никаких эмоций у конвоя и периодическое появление новых трупов. Воровские сходки продолжались, и большинство из них заканчивались для некоторых довольно печально. В связи с тем что во время посадки на пароход при очередном обыске все ножи были изъяты, а подручного материала для изготовления новых в трюме не оказалось, пришлось для исполнения приговоров довольствоваться другими подручными средствами. Для этой цели очень удобно подошли переданные еще в тюрьме дамами сердца длинные, расшитые цветными узорами полотенца.
Заменена была также и формулировка приговора. Вместо слова «зарезать» теперь звучало не менее эффектное слово «удавить». При исполнении этого решения приговоренному накидывали на шею полотенце и завязывали одним узлом. После этого двое брались за один конец, а двое за другой и затягивали узел насколько хватало сил. При этом шея приговоренного суживалась до размера куриной, а сам он начинал усиленно дергаться в этой зажимающейся петле и удивленно хлопать глазами. После этого завязывали второй узел, дабы не расслаблялся первый. Конвульсирующее, еще живое тело бережно засовывали под нары, откуда еще некоторое время доносились звуки признаков жизни. Потом все затихало. С очередным полотенцем по этическим причинам приходилось распрощаться. Следующий претендент уже стоял на середине…
На пересылке после каждой очередной сходки в камеру врывалась толпа надзирателей со скандальными лицами, моментально забиравшая труп, одновременно проводившая внеочередной обыск, изымая все колющее и режущее. На нашем же легендарном судне морские волки с погонами, очевидно привыкшие к превратностям судьбы, никоим образом не реагировали на ежедневное появление свежих трупов. В результате такого равнодушия к аромату гигантских параш стал примешиваться сладковатый, удушающий запах, неизменно возрастающий по мере продвижения «Феликса Эдмундовича» по Татарскому проливу.
Все происходящее плюс невозможность полюбоваться прекрасными видами экзотического побережья, ввиду отсутствия иллюминаторов, создавало довольно тягостную атмосферу и нисколько не располагало к хорошему настроению. Генеральная чистка среди личного состава закончилась. Сходки прекратились. Семеро виновников наших ежесуточных прений на нарах догнивали под этими уникальными сооружениями. Воцарилась смертельная скука, разбавляемая изредка внушительной качкой и отвратительными ее последствиями.
Я, Витя, Язва, Колючий и Кащей, уныло поглядывая друг на друга, мучились от безделья. Настроение всех остальных нисколько не отличалось от нашего. Карт не было. Необходимую для их изготовления газету, почему-то полностью игнорируя наши интересы, никто не давал. Воспоминания о семге остались на далекой Ванинской пересылке. Кормежка производилась один раз в сутки. Отвратительное пойло, которое нам спускали в ведрах на веревке, несмотря на отменный аппетит, совершенно не лезло в горло. Хлеба не хватало даже для частичной загрузки желудка, не говоря уже о том, чтобы изготавливать из него шахматы и шашки. Оставалось только проклинать столь затянувшееся увлекательное путешествие.
Внезапно пароход качнуло так, что зазевавшийся Кащей кубарем слетел с нар. С размаха долбанувшись своей натруженной печальными мыслями башкой о пузатый бок благоухающей параши, он наверняка обрадовался, что угодил в ее деревянную, а не в металлическую часть, хотя и разразился цветистой цитатой из наиболее часто употребляемого для связки слов известного всей стране русского лексикона.
Совершив сильнейший крен влево, пароход повалился на правый борт. Скуку, как ветром сдуло. Жалобно заскрипели нары. Предельно напряглись цепи, удерживающие бочки с замечательным удобрением для садоводов-любителей. Братва ухватилась за все, за что только можно было удержаться. Разгневанное нашим появлением Охотское море встречало гордую посудину двенадцатибалльным штормом. С каждой минутой порывы ветра становились все сильнее, а удары волн, превращаясь в сплошной оглушительный грохот, сотрясали мгновенно превратившееся в беспомощную скорлупку судно мощнейшими ударами.
Раздались звуки, похожие на выстрелы из карабина. Это вырвались из стены штыри, крепившие цепи от бочек. В этот момент пароход накренило градусов на сорок пять. Огромные дубовые бочки повалились на пол и с бешеной скоростью метнулись к противоположным нарам. Подобно кенгуру, отпрыгивали в разные стороны из-под летевших на них «динозавров» явно встревоженные урки. Мощнейший удар - и металлические рамы нар смяты в лепешку, а сами нары разлетелись в щепки.
Крен в другую сторону! Как тяжелые танки, стремительно катятся бочки обратно по густым волнам бывшего своего содержимого, давя и сметая все на своем пути. Трещат раздавленные черепа вымытых волнами из-под нар полусгнивших трупов. Одна из бочек, на ходу зацепившись своим развороченным металлическим ободом за расшитое полотенце, оторвала голову ее бывшего владельца. По щиколотку в дерьме металась из стороны в сторону братва, уворачиваясь от бочек, летящих обломков нар, приподнимающихся и снова падающих трупов. Далеко не всем повезло в этом бешеном круговороте.
Двое суток бушевала стихия. Двое суток не открывался люк трюма. Шторм стих также внезапно, как и начался. От изнеможения все повалились где попало. Дышать было почти нечем… (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 13:01 Еще шагая от своего вагона по железнодорожным путям, мы поняли, куда нас забросила судьба. Это был легендарный, воспетый в тоскливых лагерных песнях порт Ванино. Самая проторенная морская дорога отсюда вела в бухту Нагаево, в Магадан.
- Пароход на Магадан часто ходит отсюда? - поинтересовался Кащей.
- Точно не знаю, но тот, который нашу братию таскает, похоже, раз в месяц.
- А последний когда уходил?
- Не знаю. Из нашей хаты уже полтора месяца никого на этап не дергают. Но пересылка большая! Другие, значит, едут.
После сытного ужина блатная братва, удовлетворенно поглаживая животы, удобно разместилась на нарах.
- Ну чего тянуть-то? - послышались голоса со всех сторон. - Давай! Начинаем сходняк! Кого ведущим выберем?
- Хоря! Акулу! Питерского! Винта! - заорали со всех сторон.
- Кто за Хоря?
Поднялся лес рук.
- За Акулу?
Рук поднялось значительно меньше. Примерно столько же проголосовало за Питерского и Винта.
- Воры! - взял на себя инициативу Язва. - Явное большинство за Хоря. Что, будем прения устраивать или согласимся с большинством?
- Согласны, голосуем снова!
- Кто за Хоря?
Все без исключения подняли руки.
- Единогласно! Хорь, веди сходку!
Сходка шла трое суток. Небольшие перерывы для принятия пищи и короткого сна не приносили желаемого отдыха. Предельное напряжение, споры до хрипоты во время прений, вынесение приговоров, нескончаемый поток информации отнимали последние силы. Если кто-то ненароком начинал клевать носом в то время, когда очередной обвиняемый в каком-либо неблаговидном поступке вор стоял на середине и ожидал приговора, раздавался голос неутомимого Хоря:
- Спишь? Воровская судьба тебя не интересует? Может, сам хочешь на середину встать?
- Да не сплю я, - сонно оправдывался прикорнувший. - Так, задумался.
- Задумался! Кемарит во всю, - ворчал Хорь. - Продолжаем! Все слышали, в чем обвиняется Лось? Его поступок несовместим со званием вора. Целый месяц он провел на «сучьей» «командировке» и остался жив. Почему? Почему не зарезал ни одну из этих тварей? Почему не оказал помощь Винту, который приехал на эту зону и которого «суки» в присутствии Лося изуродовали? Давайте высказывайте свои мнения!
Мнение всех присутствующих было единодушно. Лось виновен. Приговор - смерть. Правда, несколько человек высказались за вынесение последнего предупреждения, но их быстро переубедили остальные.
- Послушай, Лось! - продолжал Хорь. - Может быть, ты и не вор? Может фраер? Тогда скажи! Ведь останешься живым! Ну, опустим, конечно. Но жить-то будешь!
- Я вор, - отвечал Лось. - Я виноват и умру воровской смертью!
- Тогда снимай рубаху. Кто хочет добровольно исполнить?
Вызвалось сразу несколько человек. Выбрали одного. Наступила полная тишина. Маленький, худощавый Лось стоял между двумя рядами нар, подняв руки за голову, и ожидал исполнения приговора. Лицо его выражало спокойствие. Ни тени страха или смятения. Да, без сомнения, он был вором. Любой бы фраер на его месте визжал, валялся в ногах, просил пощады.
А он, сняв с себя рубашку, просто и естественно ждал исполнения приговора. Не страшно умереть в драке, в бою, уходя от погони и даже по приговору суда. Но здесь! В кругу своих товарищей! Когда тебя со всех сторон окружают не искореженные злобой рожи, а люди, глаза которых полны сострадания, и сознание которых отравлено горечью неотвратимости предстоящего и жестокости решенного. Конечно, вина Лося по воровским понятиям велика, но как сложатся обстоятельства завтра у остальных?
Удар ножа, выступившая кровь, обмякшее и мешком свалившееся на пол с затухающим сознанием тело. Всеобщее молчание в знак уважения к бывшему товарищу, с таким достоинством принявшего смерть. Красноватые пупырышки на худеньких голых плечах Лося начинали тускнеть.
- Кто у нас следующий? Костыль? Давай на середину… (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: Учреждение: Ванинский ИТЛ (Ванинлаг). ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 12:54 Погруженный в философские мысли, я не заметил, как, пройдя все необходимые процедуры, оказался в огромной камере пересыльной тюрьмы. Старожилы радостно встретили новичков. В камере находились только те, у кого на обложках формуляров красовалось буква «В». Этот первый день в новом жилище ознаменовался целым каскадом неожиданных встреч.
- Откуда этап, братва?
- Из Москвы. С Пресни!
- Как там пересылочка? Не развалилась еще?
- Да что ей будет? Сто лет еще простоит.
- Вот это встреча! -помахал рукой худощавый мужчина из самого дальнего угла нар. - Никак, Язва?
- Хорь! Какими судьбами здесь? - расплылся в приветливой улыбке Язва. - Давно с Устьвымьлага?
- А вот как тебя тогда за Клячу замели, так через две недели и меня дернули. Сначала повозили по Коми. Куда ни привезут - кругом одна сучня. Не хотят принимать меня на зону. Вешаются на запретки. Кричат: «Хозяин, не пускай, он нас всех перережет!» Ну, меня и заворачивают на сто восемьдесят и - на другую зону. А там то же самое. Потыкали, потыкали и сюда. Я тут уже полтора месяца торчу. Сюда со всего Союза урок свозят, - охотно рассказывал Хорь.
- А Васька Рыжий там остался? - не переставал расспрашивать Язва.
- Нет, Рыжего снова в Москву отправили. На раскрутку. Еще какой-то эпизод надыбали и вешают на него.
Хорь был очень авторитетным вором в законе. Его знала вся шпана Советского Союза. Из своих сорока пяти лет половину он провел в тюрьмах и лагерях. Решительность, расчетливость, преданность воровским традициям, теплое отношение к друзьям и непримиримое к нарушителям воровского закона создали ему имидж умного, справедливого и честного человека. Как ни парадоксально называть вора честным, но это все-таки так. (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: Учреждение: АН; Усть-Вымский ИТЛ (Устьвымлаг). ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 12:32 Поезд продолжал катить на восток. Остались позади Челябинск, Омск, Новосибирск. Все наши продовольственные запасы давно уже закончились. Правда, теперь на больших станциях нас начали кормить горячими обедами. Темы разговоров постепенно иссякли. Бока болели от постоянного пребывания на жестких нарах. Размяться и походить было негде. Единственным развлечением были карты.
Особенно мне нравилась игра в терц. Игра, в которой значительная роль отводится стратегии. Элемент удачи тоже немаловажен, но не настолько. Главное все же - математический анализ и емкая память. Самым приятным соперником стал для меня Колючий. Обычно мы играли «без интереса», то есть без ставок, просто так.
Колючий был необычайно темпераментным игроком. В случае удачи он торжествующе орал изо всех сил, а когда не везло - бил по своей голове кулаками и изрыгал потоки отборной матерщины, кляня себя самыми сочными выражениями. Мне очень нравилось в сдержанной, спокойной, но иронической манере парировать его отчаянный экстаз.
- Терц! - злорадно выкрикивал Колючий, вынимая из коробки спичку, чтобы записать себе двадцать очков.
- Рост вашего терца? - спокойно спрашивал я.
- Дама, - настороженно отвечал Колючий.
- Не годится ваш терц. Запишу свой от короля.
- Пятьдесят! - повышал голос Колючий, чувствуя, что не успевает записать все имеющиеся у него очки до разбора колоды.
- Рост? - снова спрашивал я еще спокойнее.
- Король! - приподнимаясь, с надеждой ответствовал он.
- Не годится. Запишу свои пятьдесят от туза, - почти шепотом сообщал я.
Реакция Колючего не поддавалась описанию. Это нужно было видеть.
Витя, Кащей и Язва с увлечением резались в буру и очко. Остальные тоже баловались картишками. Наш вагон напоминал казино в Атлантик Сити. Но все- таки основную часть времени доводилось проводить в горизонтальном положении, что весьма пагубно отражалось на моих боках и спине, хотя неплохо вентилировало и освежало мозг. Поезд катил на восток, а картины детства проплывали перед глазами… (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 12:28 - Сека, давай пожрем! - развязывая свой мешок, протискивался ко мне Кащей. - Язва! Цепляй сюда Колючего и Витю. Завтракать пора!
- А что? Уже утро? - спросил я.
- Какая разница, утро или вечер? - проворчал Кащей. - Кишка кишке романсы поет. Значит пора заправляться.
Я осмотрелся вокруг. Все пассажиры нашего вагона валялись вповалку на нарах и на полу. Зря с вечера нервничали. Лежачих мест хватило всем. В крохотные зарешеченные оконца пробивался утренний свет. Расположившись в уголке, мы принялись за трапезу.
- Витя, у тебя чего, кликухи нет? - поинтересовался Кащей, загружая свой жевательный агрегат огромным куском копченой колбасы.
- Так это и есть кликуха. А зовут меня Володькой.
- А фамилия твоя, как? - не отставал Кащей.
- Викторов. А что? Ты собрался протокол допроса заполнять?
- Да не! Просто интересно. Никогда такой кликухи не слышал.
- Ну вот и услышал. Полегчало? - Витя явно был не в духе. (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 12:25 Жизнь на пересылке не была чрезмерно тоскливой. В шесть часов утра - подъем. Далее всей камерой поход в туалет. Потом завтрак. После завтрака часовая прогулка в прогулочном дворике. Свободное время до обеда. Свободное время до ужина. В десять часов вечера - отбой. По вторникам - библиотека. По четвергам - баня с прожаркой одежды. По пятницам - свидания с родственниками. Один раз в десять дней ларек. Обыски в непредсказуемое время. Ну и конечно, долгожданные этапы на зоны.
Каждый раз, когда во внеурочное время открывалась кормушка и надзиратель, выкликнув чьи-то фамилии, предлагал собраться с вещами, остальные долговременные обитатели камеры с завистью поглядывали на счастливчиков. Ведь через некоторое время они смогут свободно разгуливать по зоне, по-человечески питаться в столовой, смотреть художественные фильмы, спать на нормальных постелях. Правда, мужикам придется еще и работать. Но это не хуже, чем с утра до вечера месяцами созерцать опостылевшие рожи своих сокамерников. А если еще повезет и удастся попасть в среднюю полосу России… Естественно, мы себя такой надеждой не тешили. С нашими судимостями, сроками и характеристиками место только на Крайнем Севере. Не возникали сомнения и в том, что я, Язва, Витя и Колючий поедем вместе.
В надеждах и ожиданиях закончилась зима. Весна постепенно переходила в лето. С каждым днем температура в камере повышалась и дышать становилось все труднее. Крохотная форточка совершенно не выполняла свои функции. Дым от махорочных самокруток рассеивался только ночью.
В один из жарких летних дней, когда раздетое до трусов и мокрое от пота население нашей камеры по очереди подтягивалось к форточке, чтобы глотнуть свежего воздуха, в открывшейся кормушке появилась физиономия дежурного по корпусу со списком. Кроме нас четверых в список был включен Кащей.
- Собраться с вещами!
К этому времени с помощью самодельных карт мы давно уже променяли свои лагерные шмотки на модную «вольную» одежду. Обзавелись также туалетными принадлежностями. Особую гордость вызывали перекинутые через шею и свисающие почти до колен длинные, расшитые различными узорами полотенца, которые дамы сердца несчастных узников собственноручно вышивали, поливая обильными слезами, чтобы потом передать в тюрьму.
Стояло лето 1954 года. Прошлогодняя амнистия прошла, не заметив нас. Да и не рассчитывали мы на нее вовсе. Ну какой идиот будет выпускать на свободу таких отъявленных негодяев? И срок убавлять тоже незачем.
В связи с отсутствием нар в переполненной этапной камере мы сидели на полу и каждый занимался своим делом. Витя деловито и с азартом поглощал конфеты, Язва самодельным пластырем латал полученные им на Бугановке пробоины, Колючий приматывал лоскутом тряпки колоду карт к ноге, пряча ее от шмона , я аккуратно укладывал содержимое своего мешка, а Кащей агрессивно посапывал во сне, всем своим видом демонстрируя полнейшее безразличие к происходящему.
Наконец, наша великолепная пятерка с двумя конвоирами проследовала к «воронку», который, натужно ревя, тронулся с места. Не прошло и получаса, как мы оказались перед товарным вагоном. Один из конвойных сдвинул в сторону дверь. Вагон был битком набит разношерстной публикой. (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: Учреждение: СИЗО-3 "Пресня". ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 12:22 Через неделю «дачу» стали расформировывать, отправляя ежедневно по нескольку человек на этап. Причем партнеров разрешалось отбирать себе добровольно. Мы поехали вчетвером: я, Язва, Витька и Колючий. Вечером, с нескрываемым удовольствием, мы ввалились в камеру пересыльной тюрьмы поселка Висляна, а через две недели торжественно въезжали на «воронке» в гостеприимно распахнутые ворота родной и горячо любимой московской «Пресни». И тут удача! Вместе попадаем в одну камеру.
- Привет, мужики! Воры есть?
- Есть, - раздается ленивый, полусонный голос из угла. Откуда прибыли, братишки?
- Оттуда, куда больше никто не попадет. С бугановской «дачи», - не без бахвальства небрежно кивнул в сторону Язва.
- Да ну? - Удивленная физиономия выглянула из темного угла. - Оттуда вроде никто еще не приходил. Слушок-то был, а нашего брата с тех мест встречать не приходилось.
- Ты лучше скажи, как тебя кличут? - вмешался Колючий.
- Кащеем. Слыхали?
- Слыхали, - ответил Колючий. - Ты с Лехой Носом по прошлой ходке в Норильске чалился . Нет его больше. В рубашке сломали.
- А вы кто? - наконец поинтересовался Кащей.
Мы чинно представились. Кащей разложил на нарах расшитое цветами длинное полотенце. На нем появилась колбаса, сыр, шоколадные конфеты, сдобные булочки и прочая снедь - из арсенала передач и тюремных ларьков. По неписаному закону каждый зек, получив передачу, обязан половину отдать ворам. До нашего прихода в тридцатиместной камере отдыхали человек двадцать, а вор в законе был только один - Кащей. Поэтому он не забирал полагающуюся ему половину, а брал только то, что мог съесть.
- Мужичок! - подозвал Кащей одного из прогуливавшихся вдоль нар. - На-ка кружечку! Черпани уркам кипяточку в бачке. Видишь, доходяги какие?
- Да отожрались мы уже на Бугановке, - с полным ртом промычал Витя. - Новый хозяин перепугался, что при нем передохнем. Вот и загружал нас лучше, чем в цековском санатории. (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: Учреждения: СИЗО-3 "Пресня", АН-243/3-15; Весляна, Ч; Норильский ИТЛ (Норильлаг). ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 12:19 Результаты трогательной заботы о нашем здоровье мы узнали на следующий день. Почти у всех поднялась температура. Озноб сменялся жаром. Несмотря на полнейший вакуум в животах, они вздулись и вели себя очень некорректно.
- Тиф, - сказал Чума, ранее уже сталкивавшийся с этим недугом.
Утром на работу не вывели. Весь день мы просидели в камере.
Ночью я внезапно почувствовал холод. Поначалу спросонья не смог понять, в чем дело. Потом дошло. Лежавший позади меня Чума был холодный.
- Сколько вас сегодня? - открылась на следующее утро кормушка двери.
- Сорок пять, начальник!
- Врете, гады! Ну ладно, хватайте птюхи.
Чтобы получать лишний хлеб, трупы не отдавали до тех пор, пока они не начинали разлагаться. К этому времени накапливалось достаточное количество свежих. В конце месяца из невостребованного хлеба мы принялись сушить в запас сухари. Живых оставалось двенадцать человек. В том числе кроме меня Язва, Витя и Колючий. Очень странно, но мы даже не заболели. Больше на работу обитателей нашей камеры ни разу не выводили. (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 12:17 Мы шли на работу по круглолежневой дороге, по стволам молоденьких деревьев. Одни - по правой жердине, другие - по левой. Ступни скользили по влажной коре. Если бы не скрепленные наручниками кисти рук, все, наверное, давно посваливались бы в болото. В паре со мной шел Язва. Все тело было облеплено зудящими облаками комаров, нахально залезающими в нос, рот, глаза и уши. Шесть конвойных с автоматами и два собаковода с двумя злобными псами сопровождали нас.
Внезапно рассыпчатая автоматная очередь прошила тишину тайги. Что случилось? Расстреливают?
- Стой! - Двое конвойных рванулись к строю.
Колонна остановилась. Все закрутили головами. Позади нас с Язвой корчился в конвульсиях вор по кличке Резаный. Рядом стоял на коленях его напарник по наручникам, которого располосованный автоматной очередью Резаный, падая, стащил с деревянной дороги. Подскочивший первым конвоир отстегнул наручник. Второй конвоир своим кованным кирзовым сапогом встал на дергающееся лицо Резаного и с силой вдавил его в болото.
- Похлебай кашицы, гаденыш!
Из под сапога сквозь мох проступила вода, а в ней показались пузырьки воздуха - последние вздохи еще живого Резаного.
Все понятно. Кора молодого деревца под ногой Резаного слезла со ствола, и он соскользнул в болото. Конвой среагировал мгновенно.
- Чего рты разинули! Вперед! А его зверье похоронит! Ха! Ха! Ха! (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 12:05 О Язве в Устьвымьлаге ходили легенды. После войны, во время массового побега в Коми АССР, толпы заключенных, перебив охрану, вышли в тайгу. Побег был организован бывшим летчиком, подполковником Васильевым, который во время войны, не дотянув до своих, посадил свой горящий самолет на вражескую территорию. Отстреливаясь до последнего патрона, он был ранен и в бессознательном состоянии попал в плен. Впоследствии ему удалось бежать. Добравшись до Родины, он получил двадцать пять лет "за измену Родине".
Начальство лагеря, в котором находился Васильев, любило заходить в зону с оружием. Этим обстоятельством и воспользовался бывший подполковник. Из числа заключенных он отобрал двенадцать бывших военнослужащих, в основном снайперов и одного ярого скандалиста из воров, которым оказался Язва. По намеченному плану Язва должен был вступить в яростные пререкания на бытовой почве с начальником лагеря, когда тот со своей кавалькадой появится в бараке. В самый разгар полемики, после того как возмущенная охрана примется пресекать дебош, с верхних нар на них посыплется публика, которая разоружит и свяжет охранников вместе с начальником лагеря. Оружие будет тут же роздано снайперам, которые моментально дислоцируются на огневых позициях, по двое у каждой из четырех вышек и четверо возле вахты. По команде Васильева одни внезапно и одновременно откроют огонь по солдатам на вышках, другие пойдут на штурм вахты. Все же остальные согласившиеся на участие в мятеже зеки должны по мере возможности шуметь, кричать, создавать иллюзию всеобщего восстания.
Первая часть запланированного была выполнена с блеском. Расстреляв вышкарей и вахтеров, нападающие штурмом овладели зданием дивизиона и, перебив полупьяных солдат, завладели солидным арсеналом оружия и приличным запасом продовольствия. Связь с центром была тут же уничтожена. Ворота лагеря открылись нараспашку. Все желающие были приглашены в этот необычный поход. В зоне остались только малосрочники. Освобождая по дороге другие лагеря и тем самым увеличивая свою численность, уничтожая охрану, колонна продвигалась на север. Язва активно участвовал во всех действиях подполковника, был его правой рукой и неофициальным заместителем. В планы Васильева входил выход к морю, захват парохода и эмиграция в Америку.
Но вторая часть плана начала давать сбои. Весь Воркутинский военный гарнизон был брошен на подавление восстания. Центр тоже среагировал мгновенно. В тундру, куда к этому времени добрались повстанцы, вышли танки. Самолеты с бреющего полета расстреливали разбегавшихся зеков. Большая часть участников побега была уничтожена. Остальные схвачены, осуждены на предельные сроки и водворены в места для них предназначенные. Язва проявил чудеса храбрости и фанатизма, чудом избежал смерти и с переломанными конечностями был переправлен в Москву, а после излечения и раскрутки снова на Север. Подполковник Васильев исчез бесследно. Его не нашли ни среди живых, ни среди мертвых. (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Учреждение: АН; Усть-Вымский ИТЛ (Устьвымлаг). ПРАЙМ КРАЙМ vip21.10.2018 12:02 - Да что ты, Сека, я ведь уже не был на зоне, когда тебя пригнали! - укоризненно уставился на меня Язва. - Меня за Клячу быстро размотали. Я же один по делу пошел. Понимаешь, приходит новый этап с Пресни, человек пятьдесят. Среди них двое урок - Хорь и Васька Рыжий. Ну, Рыжего я еще по свободе знал. Увидели они Клячу на сходке. Спросили: а что у вас тут этот фраер делает? Кляча побелел. Хорь говорит: как же это получается? Ты в Китойлаге мусорам задницы лизал, комендантом зоны работал, а теперь за вора хиляешь? Ну и все. Исполнителем пошел я. Вот теперь загораю здесь вместе со своим четвертаком. (Из книги Генриха Сечкина "На грани отчаяния") Упомянуты: |
|
