ПРАЙМ КРАЙМ vip10.01.2021 17:39
В мае ко мне посадили Виктора Шарапова. Виктор — вор. Он сел за «карман» на три года, а в лагере стал «раскручиваться» все на новые сроки — за то, что постоянно боролся «за справедливость». Бил стукачей, хулиганов, несколько раз участвовал в поножовщине — на почве все той же борьбы против гнусного поведения сокамерников.
Виктор — один из последних романтиков уголовного мира. Он рассказывал мне о воровском законе прошлых времен. Былой закон — страшный, своеобразный закон чести типа рыцарских, но только гораздо более жестокий. Виктор глубоко ненавидел полный аморализм современного уголовного мира и отстаивал «этичность» былого.
Я с ним много спорил о «законе», о его античеловечности. Однако в конце концов согласился с тем, что тот закон все же лучше отсутствия какой-либо чести, морали «бакланов» (хулиганов).
Виктор попал в тюрьму КГБ как свидетель по делу побега его друга из лагеря особого режима. Друг его пересек несколько границ, достиг Югославии. На югославской границе убил несколько пограничников.
Однажды мы услышали выкрики на прогулочном дворике:
— Говорит радио Пекина. Советские ревизионисты еще раз предали дело социализма. Да здравствует самое красное солнышко Мао Цзе-дун.
Виктор прислушался.
— Это он. Играет дурочку, тюльку гонит. Хочет избежать расстрела.
Шарапов рассказывал страшные вещи о морали лагерного начальства, о порядках, о сексуальных мерзостях начальства.
До меня Виктор сидел с Данилом Шумуком, участником партизанского движения на Украине — против фашистов и кагебистов. Шумук отсидел свое у Пилсудского, у гитлеровцев, у Сталина, а теперь опять сел за воспоминания о тех временах.
Сидел Виктор еще с одним «политическим», бежавшим в Турцию. В Турции тот затосковал и вернулся домой. Теперь его обвиняют в «измене Родине».
С Виктором мы пробыли не более недели, но сблизились необычайно. Я рассказывал ему о самиздате, он мне — о лагерях, о нескольких годах воли. Отсидел он уже 16 лет, оставалось — 8, если не накрутит себе новый срок. Он хотел «завязать», мечтал жить возле нас, под Киевом. (Плющ Л.И. На карнавале истории)
