41301

Тольяттинское обозрение

Путеводитель для начинающих бандитов и коммерсантов

Совсем недавно, каких-то десять лет назад, о существовании уголовного мира в нашей стране простым гражданам было практически ничего неизвестно. Воровское общество и общество социалистическое существовали как бы не­зависимо друг от друга и жили каждое по своим законам. Государство в лице милиции старалось свести к минимуму общение между этими двумя мира­ми, и если не истребить уголовный мир целиком, то хотя бы ограничить его существование зонами и лагерями. Надо сказать, что получалось это у него довольно успешно.

Однако ослабло государство, изменился общественный слой, и началось вза­имодействие между криминальным сообществом и обществом обывателей.

Увы, не оправдались благие на­дежды первых романтических де­мократов на то, что стоит только запретить коммунистическую партию, как "оковы тяжкие падут, темницы рухнут, и свобода нас примет радостно у входа". Вслед зачем наступит всеобщее благо­сосостояние и пир духа. Случи­лось нечто совершенно противо­положное. Вдруг из страны стро­гого режима мы все оказались в одной большой "зоне"', которой управляют "паханы" и воры в за­коне. Причем, к сожалению, это не красивая аллегория, а самая что ни на есть банальная истина.

Чтобы понять, как мы оказа­лись в подобном дерьме, не надо быть семи пядей во лбу. Все это, происходило на наших глазах. Ли­шенная какого-либо контроля рос­сийская номенклатура первой по­няла, как можно использовать лас­ковый ветер перемен, ипринялась приватизировать все в окрестнос­тях своего рабочего места. За три-­четыре года была растащена вся страна. Сытые мудрецы из правительства называют это первым этапом приватизации, или перво­начальным этапом накопления ка­питала. Мы же называем это во­ровством. Вот потому-то и, выш­ли на передний план спектакля жизни вopы в законе с убийственной репликой: воруете сами – делитесь с нами. И прежде столь брезгливо относящаяся к уголовникам номенклатура стала делиться, и не только деньгами, но и вла­стью. С одной стороны, опасаясь, что пришибут. С другой стороны, воры помогали им решать те воп­росы, с которыми в суд не обра­тишься. В результате под ворами оказалась огромная империя рос­сийской теневой экономики с ее миллиардами долларов черного нала.

Сегодня большая часть России' разделена между ворами на зоны, с которых они собирают "общак" (оборот которого, по словам зам­министра МВД Колесникова, со­поставим со всем государствен­ным бюджетом) и на которых они вершат свой воровской суд.

Что же касается Тольятти, то здесь опять сработал наш местный колорит. Несмотря на то, что во всей стране уже почти десять лет идут реформы, у нас все еще нет своего "смотрящего" вора, кото­рый бы осуществлял контроль над всем городом. И происходит это вовсе не потому, что тольяттинцы отличаются от остальных россиян законопослушностью (разве что наоборот). Просто зараженные духом самостийности местные бандиты, имея под ногами твер­дую экономическую почву, доста­точно скептически относились к мировой воровской идее и на по­клон к ворам не спешили. Что за­частую рождало ряд противоречий как в местном воровском сообще­стве, так и в отношениях тольят­тинского преступного мира с об­щероссийской криминальной эли­той. О том, почему в Тольятти сложилась подобная ситуация и какие противоречия раздирают местный уголовный мир, и пойдет речь в этой статье.

Откуда есть пошливоры в законе

Возникновение уголовной элиты в лице воров в законе уходит корнями в далекое и туманное прошлое. Известно, что воры в законе существовали еще в Рос­сийской империи, и революция, успешно уничтожившая целые классы общества, не смогла спра­виться с этой сравнительно не­большой группкой уголовных ли­деров. Свое второе дыхание во­ровская идея обрела при Иосифе Сталине, когда полстраны сидело по тюрьмам, где хозяевами испо­кон веку были воры. Именно тог­да окончательно выкристаллизо­вался так называемый воровской кодекс чести или "понятия". По этим "понятиям", вор не должен был вступать в какие-либо отно­шения со своим извечным врагом - государством. То есть он не дол­жен был служить в армии и тем более в милиции, работать, иметь собственность, регистрировать брак, отвечать на любые вопросы представителей власти, занимать­ся торговлей и так далее.

Настоящий вор должен был жить только воровством, отстеги­вать часть ворованой добычи в "общак" , который использовался для "грева" зоны (помощи другим уголовникам, находящимся в зак­лючении), подкупа представите­лей правоохранительных органов, оплаты услуг адвокатов. Вор, контролирующий "общак" называл­ся, да и сейчас называется "смот­рящим". А поскольку воры в пе­риод социализма проводили ос­новную часть своей жизни в тюрь­ме "смотрящие" тоже существо­вали, в основном, в зоне.

Необходимо отметить, что в обы­вательской среде всегда присутство­вал раздел слухов, посвященных уго­ловному миру. В этом разделе зача­стую фигурируют рассказы о неко­ей воровской справедливости, верно­сти слову и так далее. Сразу заме­тим, что все это - ложь. Настоящему вору всегда доставит удовольствие надуть "фраера"; а при жизненной необходимости и своего собрата. Об­разно выражаясь, волчья жизнь по­родила волчьи законы, в которых общечеловеческие ценности находятся не на первом месте. Причем даже твердость самих волчьих законов яв­ляется величиной не постоянной, она деградирует в соответствии с обста­новкой. В принципе, твердый закон в уголовном мире один: выживает сильнейший.

В последние годы своего правле­ния отец народов Иосиф Сталин пытался уничтожить воров в зако­не, до этого помогавших ему избав­ляться от политических заключен­ных, но это его предприятие окон­чилось неудачно. Старые воры (один такой есть даже в Тольятти), до сих пор вспоминают Иосифа Вис­сарионовича с неприязнью за его безжалостный приказ от 1952 года. Это распоряжение гласило, что не вышедшего на работу заключенно­го следует судить за саботаж по 58 статье и давать ему расстрел. Од­нако то ли воры, осознав что жизнь гораздо ценнее принципиальности, стали работать в зоне, то ли рас­стреливали их не спеша, но свое существование уголовная элита не прекратила. И продолжала процветать в своем классическом виде вплоть до конца семидесятых годов.

Процесс "коронации" вора был окутан вуалью таинственности и романтики. В одной камере совер­шенно "случайно" оказывались не­сколько воров в законе и предпо­лагаемый "счастливчик". Два или три вора поручались за кандидата на почетное звание или, выражаясь их языком, "давали за него руку". Этим процедура и ограничивалась. Соискатель переходил в новую для него ипостась. Отныне он для все­го воровского мира становился не­пререкаемым авторитетом, кото­рый мог собирать "общак", решать спорные вопросы, слово которого в соответствующей среде приравнивалось к вердикту суда и обжалованию не подлежало. Причем "развенчать" вора дело гораздо более муторное, чем крестить. Ибо поручители никогда не признают своей ошибки в выборе претенден­та, потому что признать такую ошибку, значит раз и навсегда по­ставить под вопрос свой авторитет в уголовном мире.

Яблочко

Одним из первых представите­лей уголовной элиты в нашем слав­ном городе был вор в законе по кличке Яблочко. Никогда не отли­чавшиеся широкой фантазией уго­ловники присвоили ему кличку, лишь слегка переделав его природ­ную фамилию - Яблочкин.

Яблочко вел свою родословную из славного своими криминальны­ми традициями города Ростова-на­-Дону (Одесса - мама, Ростов ­папа). Вором Яблочко был настоя­щим, проведшим в местах не столь отдаленных не один десяток лет. Причем большую часть своих сро­ков он отбывaл на "крытке' - в изо­ляторе тюремного типа, что, не­сомненно, добавляло ему автори­тета в глазах уголовной обще­ственности, однако плохо отрази­лось на здоровье. Он был болен ту­беркулезом, усугублявшимся зако­ренелым пристрастием к наркоти­кам.

Прибыл Яблочко в Тольятти в середине восьмидесятых годов. Чем именно привлек наш город столь именитого уголовника – сказать довольно трудно. Тогда в Тольятти было мало преступников, которые придерживались бы криминальных традиций и обладали бы элитными в воровском мире профессиями кар­манников или мошенников. Пре­ступления в нашем сравнительно молодом городе совершали, в ос­новном, дилетанты. Автомобиль­ный бизнес также находился в за­родышевом состоянии и сводился к торговле краденными с завода зап­частями. Обжившись на новом ме­сте, Яблочко стал подтягивать наших непросвещенных бандитов к настоящим понятиям и, судя по все­му, был первым, кому удалось на­ладить в нашем городе регулярный сбор "общаковских" денег.

Вскоре после того как Яблочко осел в Тольятти, мир вокруг него начал меняться. В процессе разви­тия реформ прибыли презираемых ворами "барыг" быстро возросли и стали превышать доходы, поступав­шие в "общак" от старого доброго воровства. Ворам, дабы сохранить и увеличить свое влияние, ничего иного не оставалось, кроме как по­ступиться своими принципами и взять под свою опеку рэкет и ком­мерсантов. Именно в конце восьми­десятых - начале девяностых годов среди уголовных авторитетов нача­лись разногласия. Брать деньги с барыг или нет. Разрешение этого чисто теоретического вопроса зача­стую приводило к кровавым разбор­кам. Победили, естественно, сто­ронники нововведений.

Яблочко же был вором старой закалки и, по рассказам очевид­цев, реформ не одобрял. И, полу­чая "капусту" от появившихся к тому времени первых рэкетиров, он, возможно, испытывал душевный дискомфорт.

К тому же, как мы уже писали ранее, наделенная особым тольяттинским менталитетом местная братва не всегда с пониманием относилась к благородной миссии патриарха тольяттинского уголов­ного мира. Зарабатывая честным вымогательством тяжелые трудо­вые копейки, рэкетиры попервона­чалу не могли взять в толк, почему они должны делиться с каким­-то вором, который и гантели-то толком не поднимет. В массе сво­ей несиделые, они не склонны были впадать в сентиментальность по поводу братанов, мотающих срок за решеткой, и отплачивать день­ги, на якобы, ИХ "обогрев". Расска­зывают, что руководитель одной из тольяттинских группировок Гера­симов (ныне покойный см. в N2 "ТО") потребовал от Яблочки от­чета, куда он вообще тратит "об­щаковские" деньги, и, не получив ответа, вовсе перестал делиться прибылями. Несмотря на то, что "по понятиям" это, наверное, было неправильно, никаких последствий для строптивца его "наглость" не имела (убит он точно был не из-за этого).

Умер Яблочко в начале девяно­стых естественной смертью то ли от нажитого в заключении тубер­кулеза, то ли от наркомании, а ско­рее от двух этих болезней одновре­менно. В уголовном мире за ним осталась слава не поступившегося принципами человека.

Гурген

После смерти Яблочки место "смотрящего" над Тольятти стало вакантным. Несколько опережая события, отметим, что таковым это место остается и до сих пор. Одна­ко это вовсе не значит, что претен­дентов на пост тольяттинского "смотрящего" было мало. Измене­ния, произошедшие в уголовном мире, взявшем под свое крыло рэ­кет, коммерцию, а отчасти и государство, означали, что богатый деньгами Тольятти будет привлекать внимание воров все больше и больше.

Первым, кто попытался занять место умершего Яблочки был не­кто Гурген. О личности этого че­ловека споры в соответствующих слоях тольяттинского общества идут до сих пор. Будучи от рожде­ния грузином, Гурген, к моменту предъявления своих претензий на то место, которое ранее занимал Яблочко, имел за плечами 28 лет жизни и одну единственную годо­вую отсидку. Причем сидел Гурген по "бакланке" - неуважаемой в во­ровском обществе 206 статье (ху­лиганство). Несмотря на моло­дость и отсутствие необходимых для 'коронации" предпосылок, Гурген, как уверяло его окружение, вор в самом что ни на есть законе.

Новый претендент на долж­ность "смотрящего" принадлежал к уголовникам "новой формации". В отличие от Яблочки, Гурген не брезговал рэкетом и без стеснения давал "крышу" всевозможным коммерческим структурам, форми­руя "общак" во многом именно из этих средств. Однако мнение го­родской братвы в отношении Гур­гена было далеко не однозначным. Бандитская молодежь, влекомая уголовной романтикой, потянулась под крыло Гургена, безусловно признав его авторитет вора в зако­не. Бандиты постарше относились к его притязаниям скептически, по­дозревая в нем самозванца.

Как рассказывают старожилы тольяттинской преступности, в 1992 году авторитет Воронецкий (о нем также см. в N2 "ТО"), вместо того чтобы отплачивать Гургену в "общак", предпочел послать того куда подальше, заявив что "черным"  в Тольятти вообще не место. По слухам, прослышав об этих высказываниях, Гурген забил Воронецкому стрелку. Очевидцы утвер­ждают, что в ходе разговора, дабы поддержать рушащийся авторитет, Гурген ударил Воронецкого по лицу. Тот ответил взаимностью. Причем никаких санкций по отно­шению к Воронецкому после это­го не последовало (правда позже он был убит, но совсем за другое). По­скольку ситуация, когда вора бьют по лицу, а виновник этого остает­ся безнаказанным, является нон­сенсом - часть тольяттинской брат­вы еще больше уверилась в само­званстве Гургена.

В общем, 1993 год тольяттинс­кая братва встречала в состоянии разброда и шатания. Некоторые рэ­кетирские бригады признавали Гургена за вора в законе и выпла­чивали в собираемый им "общак" часть своей добычи. Другие рабо­тали сами по себе, ни с кем не деля собственную прибыль. Третьи, со­мневаясь в подлинности "корона­ции" Гургена; искали выходы на на­стоящих воров в законе и засылали долю именно им.

Авторитет Гургена тем временем продолжал падать. Знавшие его люди объясняют это тем, что он слишком увлекся наркотиками, байками о себе и совершенно забросил дела. Он не обеспечивал группировкам, платившим ему в общак, надлежащей связи с остальным российским уголовным миром. Желающих же отдавать ему деньги за то, что он просто вор в законе (да и то сомнительный), оставалось все меньше и меньше. При всем этом, очевидно заразившийся бациллой тольяттинской самостийности, Гурген все менее соотносил свои амбиции с тем положением, на которое он мог претендовать в этом жестоком мире. В результате, карьере Гургена пришел бесславный и по некоторым версиям кровавый конец.

Видимо претензии к деятельности Гургена имела не только тольяттинская братва, но и российский уголовный мир, о принадлежности к которому он так много говорил. Весной 1994 года для ревизии деятельности Гургена в Тольятти прибыла инспекция в лице двух грузинских воров в законе и трех их телохранителей. Сегодня трудно сказать, чем она была вызвана. То ли верхи уголовного мира прознали, что Гурген явно завышает свой авторитет и слишком вольно использует соби­раемый в Тольятти "общак", то ли кто-то из тольяттинских авторитетов воспользовался своими связями и пригласил воров, дабы унять распоясавшегося молодого человека.

Приехавшие воры были людьми солидными (одному было за 50, ­другому - 61 год) и имели за плечами не одну отсидку. Однако их пребывание в Тольятти оказалось недолгим. Утром 26 мая 1994 года недалеко от села Подстепки из автомата был расстрелян один из воров и его телохранитель. Для верности убийцы произвели контрольные выстрелы в голову и благополучно скрылись с места преступления. В тот же день, но не­сколько позже, в засаду около села Тимофеевка попал другой вор и ­двое его сопровождающих. В ход ­опять был пущен автомат. В ре­зультате двое грузин были убиты, а один ранен.

Одним из первых, на кого пало ­подозрение в организации этой бойни, был Гурген. В глазах местной братвы это подтверждалось дальнейшим его поведением. Он стал прятаться, а вскоре и вовсе исчез из города.

По одной версии, после выше­описанных убийств грузинские воры дважды приглашали его на историческую родину, где он дол­жен был держать ответ за случив­шееся. Но оба приглашения Гур­геном были проигнорированы, что для воров, очевидно, стало косвен­ным доказательством его вины и предрешило его гибель где-то за пределами нашего города. Впро­чем не столь романтически на­строенные скептики утверждают, что Гурген изчез, прихватив с со­бой воровской" обшак", и теперь, возможно, зависает где-нибудь в дальнем зарубежье. И даже нахо­дились свидетели "посмертного" телефонного звонка· Гургена ди­ректору одной из очень известных тольяттинских автомобильных фирм.

Настоящие пацаны кланяться не любят

Связан ли расстрел грузинских воров с персоной Гургена, или это дело рук какого-нибудь другого то­льяттинского деятеля - в любом случае это побоище имело гораздо более глубокий смысл, нежели просто разборки между нескольки­ми преступниками. Судя по всему, со стороны воровского сообщества впервые была предпринята серьезная попытка расширить зону свое­го влияния на наш город. Которая самым кровавым образом была пресечена. По большому счету, воровское сообщество наглядно убедилось, что, отстаивая соб­ственные интересы, представители тольяттинского криминального мира не остановятся ни перед чем. И несмотря на то, что сам факт рас­стрела вызвал в воровской среде всеобщее возмущение, он в то же время заставил считаться с тольяттинским бандитами, как с реальной и независимой силой, способной противостоять внешней экспансии.

Расстрел воров и бесславное исчезновение Гургена лишний раз подчеркнули то особое, независимое положение, которое занимает тольяттинский криминалитет в преступном мире страны. Долгое время Тольятти выглядел эдакой субмариной автономного плава­ния, у которой все необходимое находилось на борту. Местные ности присосались к ласковому вымени ВАЗа-мамки, черпали из него свою силу и до некоторых пор потребности идти на поклон к всероссийским авторитетам не испытывали. Надо признать, что присущий тольяттинским рэкетирам ни­гилизм в целом благотворно сказы­вался на развитии города. Отсут­ствие в Тольятти единого для всех авторитета – смотрящего вора – делало местный рэкет раздробленным, а невозможность обратиться к уважаемому всеми арбитру многие конфликты превращало в затяжные и кровопролитные войны. Что в целом ослабля­ло преступный мир Тольятги и по­зволяло появляться в городе и здо­ровым росткам бу­дущей светлой жиз­ни.

Однако плавное течение демократи­ческих реформ неиз­бежно подталкивало тольяттинских пре­ступников к коопе­рации с бандитами остальной России. По мере укрепления и разрастания мест­ного рэкета все чаще его интересы выхо­дили за пределы нашего города. В боль­шинстве своем дела, гнавшие тольяттинс­ких бандюков из род­ных пенат, были свя­заны с продажей ав­томобилей, которая ведется по всей стра­не. Некоторые наи­более мощные группировки зани­мались (на коммерческой основе) выбиванием денег для завода из его иногородних должников. Возника­ли и коммерческие проекты, свя­занные с вложением рэкетирских денег в другие регионы. Более того, не в силах сладить со своими местными врагами, тольяттинские бандиты все чаше в междоусобных войнах опирались на поддержку иногородней мафии, расправляясь с земляками с помощью посторон­них киллеров. Одним словом, мес­тный рэкет все более нуждался в укреплении и расширении связей с остальным преступным миром. А также в способах влиять на него без использования автоматов. И в этом смысле просто необходимы были дружественно настроенные воры в законе, с их обширными свя­зями и непререкаемым авторите­том во всех уголках России.

Тем более, что последние к это­му времени уже крепко сплелись в неформальных отношениях с круп­нейшими чиновниками, политика­ми и бизнесменами России и обре­ли существенное влияние на мно­гие стороны жизни нашей страны. Спрос рождает предложение, и в Тольятти и дружественный Жигу­левск один за другим стали съез­жаться воры в законе (благо при­нимали их здесь хорошо - машин, квартир и денег на проживание не жалели). Кто-то освобождался с местных зон и оставался жить тут же. Кто-то по приглашению приез­жал из других уголков России. Особый колорит ситуации прида­вал тот факт, что местный преступ­ный мир был разделен на два враж­дующих лагеря ("ТО" N2), каж­дый из которых стремился подтя­нуть в Тольятти "своих" россий­ских авторитетов, что, без сомне­ния, увеличивало бы силу приглашающей стороны.

Статистика утверждает, что ныне в нашем городе и его окрестностях на постоянной дислокации находятся 4 вора в законе. Это Гиви Колымский, Гиви Дудука, Анзор и Буцкий. К признанным ав­торитетам можно отнести и Василия Горюшкина. Кроме того, в наш город имеют обыкновение частень­ко наведываться самарские воры Купец и Моряк, имеющие с неко­торыми местными авторитетами весьма теплые отношения.

Анзор

Сегодня наибольшую извест­ность и авторитет из воров в законе имеет в Тольятти Анзор (Ху­цишвили Анзор Николаевич). Из прожитых 59 лет двадцать он про­вел за решеткой. Он единственный из воров в законе, ныне представленных в нашем городе, кто имеет клетку на ВАЗе и контролирует часть выгона автомобилей. Одна­ко, по словам сведущих людей, большого влияния на заводе Анзор не имеет. Из тольяттинских рэке­тиров наиболее теплые взаимоотношения у него сложились с татар­ской бригадой Сулеймана. Кроме того, Анзор известен еще и тем, что является представителем по связям с преступным миром одной из крупнейших (и кстати вполне добропорядочной) тольяттинских фирм. Кроме того, Анзор связан с известным московским вором по кличке Шукро и многими ростовскими ворами.

Жигулевские воры

Самая высокая концентрация воров на душу народонаселения наблюдается в Жигулевске, где проживают двое из четырех мест­ных "законников": Гиви Колымс­кий, Гиви Дудука - и воровской ав­торитет Горюшкин. И это объясня­ется не столько исторически сло­жившимися уголовными традици­ями тольяттинского сателлита, сколько личностью жигулевского бизнесмена Виктора Уколова.

Знакомство Уколова (Укол) с уголовным миром произошло в колонии, где он отбывал срок за дорожно-транспортное происше­ствие с человеческими жертвами. С зоны Уколов вышел уже автори­тетом. После освобождения он весьма успешно занялся торговлей нефтепродуктами и в короткий срок сумел крепко встать на ноги. При этом связей с элитой преступ­ного мира он не терял.

Сегодня фирма Уколова являет­ся своеобразной Меккой для авто­ритетов, которым хочется приклонить свою усталую голову, где их всегда накормят, напоят и обогре­ют. Неудивительно, что его бизнес сегодня прикрыт со стороны уго­ловного мира более чем надежно. Причем, заработав значительные деньги, Уколов сегодня не жалеет тратить их на благотворительные цели. Так например, он спонсиро­вал строящиеся в Жигулевске больницу, часовню и здорово по­мог жигулевским милиционерам с ремонтом здания ГУВД. Очевидно продемонстрировав тем самым, что он хочет жить со всеми в мире.

Несмотря на географическую близость жигулевских воров к на­шему городу и наличие у них дос­таточно тесных связей с тольяттин­ским криминалитетом, все-таки они занимают несколько обособ­ленное положение. Расширять свои зоны в давно поделенных финансо­вых полях Тольятти они сильно не стремятся. По большому счету, роль жигулевских воров в нашем городе ограничивается сбором "об­щaкa"(c некоторых группировок), решением спорных вопросов (если к ним обратятся) да "крышевани­ем" над отдельными фирмами и прикрытием коммерческих опера­ций дружественных бизнесменов. Между тольяттинским рэкетом и ворами сущecтвyeт как бы уважи­тельный нейтралитет, когда друг друга стараются не задевать. По­добное положение жигулевцев, на наш взгляд, связано не только с этическими нормами вора, но и с отсутствием у них собственных мощных боевых подразделений, способных с помощью оружия от­воевывать зоны влияния у тольяттинских бандитов. Как утверждают некоторые местные бритоголовые философы, с "голым авторитетом против танков не попрешь".

Гиви Колыма

Гиви Колымский (Джужейшви­ли Гиви Шалвович) родился в 1931 году в городе Сухуми. И в первый раз попал за решетку еще во вре­мена Иосифа Виссарионовича Ста­лина. В общей сложности же Ко­лыма провел в тюрьмах и зонах 39 лет своей жизни. Мировоззрение вора полностью сложилось в ста­рые времена, и, следовательно, о том, что шестидесятишеcтилетний вор станет подминать под себя биз­нес, речи не идет. Его обществен­ное положение и авторитет в во­ровском мире можно назвать непо­колебимым. Однако погрязший в невежестве юный тольяттинский рэкет не шибко осведомлен о дея­тельности этого замечательного че­ловека.

Гиви Дудука

Дудука (Паркхаладзе Гиви Ва­зимович) родился в 1959 году и 20 лет своей жизни провел за решет­кой. Из местных уголовных коро­лей он самый молодой и, судя по всему, самый недовольный тем по­ложением, которое ныне занимают воры в законе в Тольятти. Его ин­тересы прослеживаются в автобиз­несе, торговле нефтепродуктами и недвижимостью. Дудука славится своими обширными и дружескими связями с авторитетными москов­скими ворами.

Василий Горюшкин

К жигулевскому сообществу можно отнести и Василия Горюш­кина по кличке Горе. Сам Горе не является "коронованым" вором в законе, но местная братва объясня­ет это не какими-либо объективны­ми причинами, а природной скром­ностью и равнодушием к офици­альным чинам, присущими ему. Несмотря на отсутствие воровской "короны", авторитет пятидесятилетнего Горюшкина в российском уголовном мире весьма велик. Ибо ровно половину своей жизни Горе провел за решеткой, где прославился своей строптивостью.

Тюрьма и наркотики, к которым Горюшкин, как и многие русские воры, имеет слабость, подорвали его здоровье. Рассказывают, что во время последней отсидки врачи, оценив состояние здоровья Го­рюшкина, отпустили его умирать на волю. Однако то ли опасения врачей оказались несколько преувеличенными, то ли воздух Жи­гулей подействовал на Горе благо­творно, но здравствует он и поны­не. Впрочем, некоторые осведомленные источники утверждают, что в актировке (досрочном освобождении по состоянию здоровья) Горюшкина большую роль сыграли деньги, предоставленные На­парником. Это подтверждается и тем, что, обретя свободу, Горе ока­зался окружен заботой и внимани­ем со стороны напарниковской братвы, предоставившей ему квар­тиру, автотранспорт, и вообще, Oкружившей освобожденного вора своей заботой. За последние три года Горюшкин неоднократно арестовывался тольяттинскими правоохранительными органами, но, по какому-то странному стече­нию обстоятельств, всегда вновь обретал свободу. Причем во время одного из арестов в доме Го­рюшкина обнаружили изрядное количество наркотиков, что дава­ло реальные шансы посадить его за решетку. Однако этого не про­изошло.

Напарники самарские воры

Надо сказать, что история о том, как Напарник помог Горюшкину выйти из тюрьмы, не единственная, указывающая на его обширные свя­зи с жигулевскими ворами. Свое стремление наладить взаимоотно­шения с влиятельной уголовной сре­дой Вдовин реализовывал плано­мерно и, судя по результатам, не без успеха. При этом он не ограничи­вался дружбой с местными ворами. По нашим сведениям, именно через Горюшкина Напарнику удалось по­знакомиться с авторитетнейшим са­марским вором в законе - Моряком, с которым впоследствии у него за­вязались весьма тесные отношения.

Моряк

Моряк, в миру Юрий Кузьмин, предпочитал старую уголовную иде­ологию и полагал, что вор должен вести скромный образ жизни, не обрастать собственностью и не иметь личных источников дохода (например своих бандитских бри­гад, коммерческих структур, предприятий и т.д). И поэтому на фоне процветающего "лаврушничества" и других отступлений от "правиль­ных понятий", выглядит фигурой достаточно колоритной, но, без со­мнения, уважаемой.

Встречи и консультации между Моряком и Напарником долгое вре­мя носили регулярный характер. Правда однажды тольяттинские правоохранители попытались нару­шить ход их спокойных взаимоот­ношений. Летом 1994 года, когда Моряк гостил у Напарника в Толь­ятти, на домик турбазы "Подснеж­ник", где он остановился, налетели тольяттинские милиционеры. От тюремного срока вора спасла случайность. Дело в том, что в это день тут же, на "Подснеж­нике", гулял какой-то милицейский чин. И, опасаясь засветиться, свой пистолет Моряк оставил в автомобиле. Ког­да же сотрудниками правоохрани­тельных органов оружие было об­наружено, его взял на себя телох­ранитель вора. Сам же Моряк отде­лался несколькими часами заклю­чения, проведенными в КПЗ и ис­порченным отдыхом. Однако этот инцидент не повлиял на взаимоот­ношения Моряка и Напарника, которые остались теплыми и дружес­кими. Более того, по некоторым данным, именно Моряку Напарник отплачивает деньги в "общак".

Купец

Рассказывают, что Напарник пы­тался наладить отношения и с вли­ятельным самарским вором Куп­цом, у которого с Моряком давняя и взаимная неприязнь. Купец (Ев­гений Купцов), относится к типич­ным представителям уголовной эли­ты. Первый свой срок Купец полу­чил в возрасте восемнадцати лет в 1971 году за карманную кражу. С того времени вплоть до 1995 года пребывание Купца на свободе ис­числялось даже не месяцами, а дня­ми. Осенью 1995 года был "короно­ван" в самарском следственном изо­ляторе номер один. Сегодня соро­кадвухлетний Купцов находится на свободе. Причем вольным воздухом он дышит уже более года, что ему крайне несвойственно.

Долгое время Купец чуть ли не безвылазно находился в нашем го­роде и за это время помимо обще­ния с Напарником успел завязать достаточно крепкие отношения с ря­дом тольяттинских группировок.

Буцкий и остальные

Естественно, что Напарник был не единственным представителем тольяттинской братвы, попытав­шимся установить дружеские отно­шения с ворами. Его давний против­ник Дима Рузляев (Большой) не мог остаться в стороне, резонно опаса­ясь, что усиление влияния Напар­ника в уголовном мире, да и в лю­бой другой области, соответствен­но означает его ослабление.

В результате у него возникли теплые отношения с появившимся в Тольятти вором в законе Буцким, по кличке Буцек.

Рассказывают также, что в одно время среди рузляевской братвы се­рьезно обсуждалась возможность проведения "коронации" его верно­го друга и соратника Игоря Сиро­тенко (Сироты). По слухам, паца­ны мотивировали это предложение тем, что, несмотря на отсутствие у Сироты судимостей и других пред­посылок для "коронации", он так чтит воровские понятия, что некоторые  законники могли бы у него поучиться. Однако, как гласит легенда, Сирота от предложенного ему поста почему-то отказался.

Вообще, в последнее время в То­льятти все более проявляется тен­денция, когда едва ли не каждая бри­гада считает необходимым иметь "своего" вора в законе и предпри­нимает попытки короновать своих пацанов. И если подобная тенден­ция будет развиваться, то существует вероятность, что вскоре в Толь­ятти начнут формироваться рэке­тирские группировки, целиком со­стоящие из воров в законе.

Кто сдaл воровской сходняк?

Несмотря на богатую палитру воров в законе, имеющуюся в Толь­ятти и его окрестностях, в целом их влияние на местный криминалитет достаточно ограничено. Ни о какой руководящей или координирующей роли воров в тольяттинском пре­ступном мире сейчас речи идти не может. С одной стороны, это объяс­няется особенностями менталитета тольяттинских бандитов, не призна­ющих никаких авторитетов и име­ющих силы, чтобы решать вопросы самостоятельно. С другой, раско­лом в местном криминальном сооб­ществе, когда каждый из противо­стоящих лагерей заводил отноше­ния со "своими" ворами в законе и с сомнением относился к ворам, дружащим с противником. Подоб­ное состояние дел исключало воз­можность централизованного сбора с местных преступников денег на "общак" и рождало в этом архиваж­ном вопросе недопустимую нераз­бериху и анархию. Чем и пользова­лись многие тольяттинские бандиты, частью отплачивая общероссий­скому воровскому сообществу не­пропорционально мало, частью вовсе не платя ничего.

Естественно, подобное положение дел не могло устраивать мест­ных воров в законе. Учитывая черную денежную массу, вращающуюся в Тольятти, подобная анархия вызвала обеспокоенность и у вер­хушки российского воровского мира. Для разрешения "наболев­ших" проблем Тольятти и Самарс­кой губернии в целом (насколько нам известно; в Самаре тоже нет единого "смотрящего" вора) было решено собрать общероссийскую воровскую сходку в начале 1997 года. Причем, как утверждают не­которые источники, инициатором этого собрания выступил Гиви Ду­дука, давно выражавший обеспоко­енность по поводу неорганизован­ности местной братвы, скудности поступлений средств от "АвтоВА­За" и самарского нефтеперерабаты­вающего комплекса, а также беспре­делом в виде неплатежей в "общак".

17 января этого года в Самару съехалисъ и слетелись все сливки криминального общества России: Шалва; Эдишер, Эмзар, Важа - из Москвы, Валентин - из Питера, Клим - из Новгорода, Анзор, Гиви Дудука, Гиви Колымa - из Жигулевска, Фарид и Лепеха - из Тюмени, были воры из Хабаровского края, Ростова, Энгельса, Краснодара, Приморья. В общей сложности - 23 вора в законе и несколько десятков· авторитетов.

Приглашающей стороной вы­ступали воры из Жигулевска.

Судя по всему, главным вопро­сом сходки должно было стать на­значение "смотрящего" вора по гу­бернии и те силовые акции, которые будут предприняты к местной брат­ве, если она проявит строптивость и решение сходняка выполнять от­кажется. Однако предполагаемый регламент сходняку выдержать не удалось. Все авторитеты были повязаны самарским шестым отделом непосредственно перед началом собрания. Правда, воры пробыли в заключении не слишком долго.

Большинство из них милиционеры вынуждены были освободить через пятнадцать суток. Однако сам сход­няк был сорван, а значит, и ни одно­го из намеченных 'вопросов ворам решить не удалось.

Сейчас преступный мир теряется в догадках, кто сдал "ментам" во­ровскую сходку. Свою версию выд­винула самарская газета "Будни". Она гласит, что "сходка" собралась якобы для того, чтобы обсудить по­ведение Купца, который в последнее время стал много на себя брать и самочинно объявил себя "смотря­щим" по Самаре. Однако, скорее всего, это сознательно выданная га­зете правоохранительными органа­ми дезинформация, поскольку, по нашим сведениям, именно Купец яв­лялся одним из главных претенден­тов на роль "смотрящего" по обла­сти, а значит, и сдавать сходку ему не было никакого резона.

Мы же считаем, что очередное крушение воровских надежд, связан­ных с тольяттинскими криминальны­ми деньгами, в который уже раз про­изошло по вине местного рэкетирс­кого мира. Мы не знаем, кто именно из тольяттинских братков сдал во­ров, но очень многие мecтные авто­ритеты были заинтересованы в том, чтобы сходняк закончился именно таким образом. Поскольку в противном случае мecтным бригадам при­шлось бы потесниться, уступая свои тяжело завоеванные пастбища при­шлым "законникам". И это, без со­мнения, спровоцировало бы крова­вые разборки между тольяттинским криминалитетом и остальным пре­ступным миром. Эти размышления, очевидно, и побудили местных рэке­тиров переложить почетное право разгона воровского сходняка на крепкие плечи бесстрашных самар­ских милиционеров, самим при этом оставшись в тени. (Тольяттинское обозрение, 22.04.1997, Алексей Петров)

Следите за новостями воровского мира на канале Прайм Крайм в Telegram и Яндекс.Дзен