Производство: шахтное стр-во, угледобыча, баржестроение на р.Печоре, подсобные с/х работы (на 09.09.42), подготовка к пром. освоению Харбейского молибденового месторождения, в том числе стр-во ЛЭП Воркута—Харбей, опытной обогатительной ф-ки, автодороги, производство молибденового концентрата Поляро-Уральским упр. комб. «Воркутауголь», стр-во ТЭЦ, в 1952 г. — работа на угольных шахтах № 2, 4, 5, 17, 18, 25, 26, 27, на обогатительной ф-ке шахты 17, стр-во шахт № 19 и 1–2, стр-во и ремонт ж/д путей, объектов Полярно-Уральского упр., дорожное и жилищное стр-во, работа на лесозаводе, на ремонтном, деревообрабатывающем, цементном и мех. з-дах, на з-де стройматериалов, в геологоразведочном упр., буровые и погрузочно-разгрузочные работы, производство ширпотреба, работа в совхозах «Западный», «Центральный», «Пригородный», «Заполярный», «Победа», «Усинский», с 01.09.48 — работа в Мухтоловском совхозе (Горьковская обл.), обслуживание судорем. мастерских в затоне Кожва, продолжение стр-ва ж.д. Воркута—Хальмер-Ю.
22 марта 1947 года ЛОМАКИН он же ПОПОВ он же МУХИН, ТАНАСЕВИЧ и БОРОВОЙ, отбывая меру уголовного наказания в отдельном лагерном пункте цементного завода комбината "Воркутуголь", в четвертом часу утра, вооружившись ножами финского образца, пришли в барак, где проживал только что прибывший в лагпункт заключенный ПОСТНИКОВ, который якобы угрожал ЛОМАКИНУ убийством, и имевшимися у них ножами стали на нарах наносить ранения спящему ПОСТНИКОВУ, причинив ему в общей сложности 19 ножевых ранений, от которых он тут же умер.
25 мая 1947 года ИВАНОВ и БУЛАТОВ он же БАБАЕВ, он же ЦАПЛИН, он же ХОМЯКИН, он же ЖУЛИКОВ, отбывая наказание в лагерном пункте Кирпичного завода №2 Воркутлага во время вывода каторжан на работу по обоюдному между собой сговору прошли в зону усиленного режима и из бандитских побуждений с целью убийства набросились на каторжанина ЧУБОВСКОГО Николая Георгиевича и нанесли ему имеющимися у них ножами ряд тяжких телесных повреждений в область живота, спины и других частей тела.
27 декабря 1947 года СУЛЕЙМАНОВ и БУЛАВИН, отбывая наказание в лагпункте Известкового завода Воркуто-Печорского ИТЛ, в зоне производственной площадки, пригласив в помещение компрессорной заключенного ИВАНОВА, с применением физической силы и угроз раздели его, связали руки, приказали лечь на пол. Затем БУЛАВИН нанес два удара ломом в область бока и рук за то, что ИВАНОВ не дал согласия быть в числе лиц, которые занимаются в лагере преступлениями. Вечером того же дня СУЛЕЙМАНОВ, вооружившись ножом, с целью убийства проник в стационар, где находился ИВАНОВА, и нанес ему 7 ножевых ударов.
2 марта 1948 года МЯСНИКОВ и ЮРЬЕВ, отбывая меру наказания в лагерном пункте шахты №3 Воркуто-Печорского ИТЛ, около санчасти ОЛП затеяли драку с заключенными УШМОДИНЫМ и ДАНИЛИЯ, впоследствии которой ЮРЬЕВ нанес 10 ножевых ударов в область спины УШМОДИНУ и 4 ранения в область спины ДАНИЛИЯ, а МЯСНИКОВ нанес топором УШМОДИНУ 3 удара по голове и 1 по плечу и размозжил череп ДАНИЛИЯ. Убив УШМОДИНА и ДАНИЛИЯ, МЯСНИКОВ и ЮРЬЕВ ворвались в стационар №2 и из бандитских побуждений совершили убийство находящегося на излечении заключенного ПАХОМЕНКО, которому ЮРЬЕВ нанес 3 удара ножом, а МЯСНИКОВ - 5 ударов топором. Кроме того, МЯСНИКОВ нанес топором тяжкие ранения заключенным: ЛЕСЮК и ШАРЛОВУ, от которых последний умер через 3 дня.
2 марта 1948 года БОРИСОВ, ВОЛКОВ, КАНДЕЕВ-ВИНОГРАДОВ, ДОРОХИН, ФРОЛОВ-ДУБОВ, ЕВСТИГНЕЕВ-ФЕДУЛОВ, ЛОГВИНОВ-АФАНАСЬЕВ, СУВОРКИН, СИЛЮНИН И ГАПАРОВ, отбывая сроки наказания за ранее совершенные преступления и находясь в отдельном лагерном пункте шахты №3 Воркуто-Печорского ИТЛ МВД СССР, по сговору между собой совершили вооруженное бандитское нападение на заключенных, содержащихся в бараке №15 лагпункта шахты №3. При этом БОРИСОВ, КАНДЕЕВ, ДОРОХИН, СУВОРКИН и ЛОГВИНОВ приказали находящемуся в то время в кабинке барака надзирателю лечь вниз лицом на пол в соседней кабинке и не вставать. После этого предложили заключённому ДМИТРИЕВУ перейти из барака в другую кабину и вызвать заключённого ЩЕРБИНУ. Как только ЩЕРБИНА вошёл в кабину, заключённый ЕВСТИГНЕЕВ нанес ему ножевое ранение в область шеи и одновременно закрыл дверь кабинки. Находившиеся вместе с ЕВСТИГНЕЕВЫМ БОРИСОВ, ЛОГВИНОВ, СУВОРКИН, СИЛЮНИН, ГАПАРОВ, КАНДЕЕВ и ФРОЛОВ с ножами набросились на ЩЕРБИНУ и нанесли ему 74 ножевых ранений, от чего ЩЕРБИНА тот час умер. Совершив убийство ЩЕРБИНЫ, последние все, в том числе и вооружённый топором ВОЛКОВ, ворвались в помещение барака №15 и стали искать намеченных ими к убийству. Первым в бараке был убит заключённый ВАСИЛЬЕВ, а затем ПАНТЕЛЕЕВ, АЛЕКСАНДРОВ, ГРОМОВ, ШАЛЫГИН и ВЕРБИЦКИЙ. При этом ВОЛКОВ топором нанёс в область головы ВАСИЛЬЕВА 6 ран, АЛЕКСАНДРОВУ два удара, один удар ГРОМОВУ, ШАЛЫГИНУ две раны, а ФРОЛОВ, будучи вооружён сапожной железной лапой, наносил вышеуказанным заключённым множество ударов в разные части тела.
23 марта 1948 года ТИТОВ, отбывая срок наказания в лагерном пункте Кирпичного завода №1 Воркуто-Печерского ИТЛ, из бандитских побуждений нанес в разные части тела 25 ножевых ранений заключенному БЛИНКОВУ.
15 мая 1948 года ИВЛЕВ, он же ИВАНОВ, отбывая наказание за ранее совершенные преступления и находясь в лагпункте Цементного завода комбината Воркутуголь, из бандитских побуждений совершил убийство заключенного СУВОРКИНА.
24 декабря 1948 года СИЛИН, отбывая срок наказания в ОЛПе №6 Воркутлага, вооружившись ножом и топором, с целью убийства совершил бандитское нападение на заключенного БУШТРУК П.А., которому нанес два ножевых ранения в область шеи и несколько ударов топором.
19 января 1949 года ГРОЗИН К.И., отбывая наказание в лагпункте №8 Воркутлага и работая в бригаде заключенных по погрузке угля шахты, в ночь с 18 на 19 января 1949 года из бандитских побуждений убил топором десятника погрузки угля заключенного ОРЛОВА М.С., нанеся ему ранения головы, шеи и правой руки, от чего ОРЛОВ тут же умер.
6 марта 1949 года ЛЬВОВ И.М., АЛЫПОВ А.Ф., СТОЛЯРОВ А.С., НИКОЛАЕВ Н.И., ВОРОБЬЕВ А.Г. и МАТВЕЕВ П.П., отбывая наказание за ранее совершенные преступления в Воркутлаге МВД, вооружившись ножами и топором из бандитских побуждений в зоне лагерного пункта №49 совершили организованное нападение и произвели убийство заключенных: ГРАВЧУК П.А., АСАЧЕНКО А.М., ЛУНЕВА В.Н., ФЛЕККЕЛЬ-ЯКУБА А.Г. и ПАВЛОВА Александра.
14 июля 1950 года КАРДАНОВ, отбывая наказание в ОЛП №59 Воркутинского ИТЛ и находясь в изоляторе, в момент вывода на прогулку проник в общую зону и на почве мести напал на з/к КАЛМЫКОВА, нанеся ему в спину удар ранее изготовленным кинжалом. Когда КАЛМЫКОВ, теряя сознание, упал, КАРДАНОВ сел на него верхом и стал наносить ранения в разные части тела, убив его.
26 ноября 1950 года ЗДОТА, МОЧАЛОВ и МАСЛОВ, отбывая наказание в ЛП-5 Воркутлага, при следующем разграничении преступных функций совершили убийство заключенного КОКАРЕВА Аркадия: МОЧАЛОВ набросил сделанную из полотенца петлю КОКАРЕВУ на шею, все трое свалили его, МАСЛОВ сел на КОКАРЕВА верхом, а ЗДОТА и МОЧАЛОВ затянули петлю.
10 декабря 1950 года ВОРОБЬЕВ и МОЧАЛОВ, отбывая наказание в ЛП №15 Воркутлага, пытались задушить заключенного КАЛАБУХОВА. ВОРОБЬЕВ накинул КАЛАБУХОВУ на шею петлю, сделанную из полотенца, которую с МОЧАЛОВЫМ стали затягивать, но КАЛАБУХОВ вскрикнул и в это время зашел дежурный надзиратель МАТЯЖ, таким образом КАЛАБУХОВ был спасен.
26 февраля 1951 года БАБУШКИН, он же МЕЩЕРЯКОВ, УДАЛЕНКОВ, ГАНИН, НОВИЧКОВ, СОСНОВИКОВ, БАРАНОВ, НУЖНЫЙ, КОРОЛЕВ и СЕРГЕЕВ, отбывая наказание в спецзоне ОЛП №59 Воркутлага, из бандитских побуждений по обоюдной договоренности совершили в бараке №39 убийство заключенного НИКИФОРОВА Александра Михайловича. Для этого УДАЛЕНКОВ вывел НИКИФОРОВА на середину барака около печки, а СЕРГЕЕВ набросил ему на шею полотенце, после чего ГАНИН, НОВИЧКОВ, СОСНОВИКОВ, БАРАНОВ, НУЖНЫЙ, КОРОЛЕВ, а также СЕРГЕЕВ и УДАЛЕНКОВ взяли НИКИФОРОВА за руки, за ноги, за голову и раз 10-13 подбрасывали вверх, ударяя об пол, отчего НИКИФОРОВ дважды терял сознание, а БАБУШКИН командовал" "Вверх-вниз!". Уже в беспомощном состоянии НУЖНЫЙ и УДАЛЕНКОВ с помощью веревки и палки удушили НИКИФОРОВА.
3 марта 1951 года БАБУШКИН, он же МЕЩЕРЯКОВ, УДАЛЕНКОВ, ГАНИН, НОВИЧКОВ, СОСНОВИКОВ и БАРАНОВ, не будучи разоблачены, вовлекли в бандитскую группу заключенного НЕКРАСОВА и в том же бараке №39 напали на заключенного ЗОРИНА-ИЛЬИНА. При этом БАБУШКИН, ГАНИН, НОВИЧКОВ, СОСНОВИКОВ и БАРАНОВ держали НИКИФОРОВА лежащим на полу, не давая ему сопротивляться, а НЕКРАСОВ и УДАЛЕНКОВ по очереди наносили удары по голове чугунным колосником, от чего последний тот же час умер.
30 марта 1951 года ЛАГУТКИН, отбывая наказание в отдельном лагерном пункте №31 Воркутлага, вооружившись топором, на почве мести совершил нападение в жилом бараке на заключенного БОРОВКО Владимира Ильича, нанеся ему острием топора несколько ударов в область головы, от которых тот умер.
12 апреля 1951 года БАБУШКИН, он же МЕЩЕРЯКОВ, УДАЛЕНКОВ, ГАНИН, НОВИЧКОВ, СОСНОВИКОВ, БАРАНОВ и НЕКРАСОВ, содержась в бараке №10 строгого режима как подследственные совершили с целью убийства нападение на заключенного КУДРЯВЦЕВА Михаила Сергеевича. Для чего БАБУШКИН, НОВИЧКОВ, СОСНОВИКОВ, БАРАНОВ и НЕКРАСОВ стащили КУДРЯВЦЕВА с нар и держали его на полу, пока он не прекратил сопротивляться, в то время как ГАНИН и УДАЛЕНКОВ нанесли ему в разные части тела 42 ножевых удара, отчего КУДРЯВЦЕВ там же умер.
21 апреля 1951 года ЧМЫХОВ и ЛАГУТКИН, содержась в бараке №39 ОЛП №59 Воркутлага, по обоюдной договоренности, вооружившись самодельными ножами, вышли из барака через отверстие в общую зону и в бараке №10 совершили налет с целью убийства на сонного заключенного КАРИМОВА Мамед оглы, нанеся ему 40 ножевых ранений, от которых он там же умер.
3 января 1952 года в лагерном отделении №3 заключенными: КУЗНЕЦОВЫМ П.И. и РАЗДИНЫМ В.И. убиты работавшие в низовой лагерной администрации заключенные: ДУБРОВИН Н.И., ДАНИЛИН П.А., ТИХОМИРОВ И.К., и ШИШКИН В.Г. Причиной бандпроявления явилось разглашение перед заключенными из числа уголовно-бандитствующего элемента операции по изоляции последних на штрафной лагерный пункт №57.
18 апреля 1953 года РУДИН Л.Ф., ЖИДКОВ Б.С. и БАЙСУЛТАНОВ К., отбывая наказание за ранее совершенные преступления и содержась в лаготделении №10 (сангородок) Воркутлага, по договоренности между собой, вооружившись ножами с целью убийства, из бандитских побуждений совершили нападение на каторжанина КОЗЛОВСКОГО и заключенного ФЕДОТКИНА, так как они относились к враждующей с ними группе заключенных и каторжан из числа уголовно-бандитствующего элемента. КОЗЛОВСКОМУ нанесли в разные части тела 11 легких ранений, ФЕДОТКИНУ нанесли 3 легких ранения, и только принятыми мерами работников лагадминистрации убийство было предотвращено.
12 ноября 1953 года НОВИЧКОВ, отбывая наказание в лаготделении №85 Воркутлага, в бараке №4 около 9 часов вечера самодельным финским ножом убил заключенного БЕЛОВА.
9 октября 1958 года МАСЛОВ и ЗОРГОРЯН из хулиганских побуждений напали на заключенного ЩЕРБАКОВА, принадлежащего к враждебной им группировке, пытались затащить его в свой барак и расправиться. В связи с тем, что ЩЕРБАКОВ оказал сопротивление, они нанесли ему два удара металлическим штырем, причинив легкие телесные повреждения.
1952.. Прошло около года, и я влип в очередную переделку. В нашем лагере организовали зону усиленного режима (ЗУР). Отделили три барака, изолировали, и собрали в них со всей Воркуты цвет блатного (уголовного) мира: убийцы, воры «в законе», бандиты и т.п. Они выбрали себе главаря с помощником из наиболее авторитетных уголовников. Их на работу не брали. Но однажды в ЗУР приехала какая-то комиссия, и уголовники попросили из них создать бригаду. Они дали клятву, что никого не тронут, а план будут выполнять на 150 %. В ту пору привезли дополнительно четыре погрузочных машины, я научил на них работать десять человек, а сам стал механиком. С бригадой на работу не ходил, так как имел свой пропуск и мог в любое время суток пойти в шахту и выйти из нее. Такова была специфика моей работы. Однажды по выходе из шахты я зашел к контролеру, чтобы отдать свой жетон, который каждый шахтер брал при спуске в шахту и возвращал при выходе из нее. Это необходимо для учета спустившихся и вышедших из шахты людей. У окошка контролера стоял какой-то худенький мужичишко. Я слегка оттолкнул его, чтобы сдать жетон. Этот мужичок поворачивается и бьет меня по щеке. Я своим кулачищем двинул его по роже так, что он летел метров пять от окошка. Мужичок заорал во всю глотку: - «Нас бьют!» Как из-под земли выскакивают его друзья и все на меня. По одному знакомому мне в лицо я понял, что это та самая бандитская бригада. А ударил я ихнего «бога» по кличке «Аркашка». Я вырвался и в раздевалку. Их уже собралось человек двадцать. Зажали меня в угол. Передние не могли развернуться, а дальние до меня не доставали. Кто-то успел сообщить моему начальнику Федорову, а его все боялись. Бандиты как услышали, что бежит Федоров, врассыпную. На вопрос: - «В чем дело?» - я сказал Федорову: - «Алексей Никитич, мы свои собаки - подрались и помиримся. Идите наверх. Вам тут делать нечего». Блатнякам это понравилось, но за побои ихнего «бога» я должен был ответить. По воровским законам меня должны были «сактировать», то есть убить. (Петров М.А. Воспоминания старого казака)
В камере железная печурка, тепло и даже достаточно светло. Нары двухъярусные. Их мне предстоит разделить с десятью зэками — все воры. Стены камеры сплошь исписаны, но читать некогда. Хлопает окошко в двери, раздают баланду: хлеб и по куску горбуши. Ужин на редкость вкусный. Я завалился спать на верхних нарах в углу. Ворье занялось изготовлением самодельных карт. С помощью трафаретки из картона, хлебного клея, газет, жженой резины от подошвы и крови из пальца они быстро наклепали целую колоду и, усевшись на полу у печки, начали играть. Я моментально уснул. Сколько спал, не знаю, но проснулся от крика: «Я не сука, я еще не в законе, я воришка из Одессы». Незаметно подсматриваю. Двоих воров остальные держат за руки за ноги, те вырываются. Пожилой пахан твердит: «...Мы все знаем, вы суки, падлы из Воркуты, казнить будем». Он спокойно складывает карты, снимает портянку, сохнувшую у печки, и набрасывает одному из них на шею. Остальные затягивают. То же проделывают со вторым. Задушили обоих. Зрелище страшное: синеющее лицо, губы, уши, глаза навыкате, предсмертные хрипы продолжались десять-пятнадцать минут. Затем мертвых раздели и засунули под нары, так чтобы видны были только стопы, а сами продолжали играть, как будто ничего не произошло. Тогда я еще не знал о непримиримой войне воров в законе с суками, то есть нарушившими их воровской закон.
30 мая 1946 года я очутился на КОЛПе (Комендантский лагерный пункт) одного из лагерей Коми АССР близ Инты, бывшей тогда поселком. Полной неожиданностью для меня стала встреча с бывшими харбинцами — советскими гражданами, которые в 1935 году после продажи КВжд японцам отбыли на родину и, как оказалось, для «профилактики» угодили в лагерь. Там же я встретил эмигранта из Харбина П. Нижегородцева и бывшего энтээсовца из Югославии С. Чипиженко. По его скупым отрывочным рассказам я понял, что, несмотря на принципиальную линию нашего Союза, без контакта с немцами наш Центр в Европе не обошелся... В июле того же года меня перевели в соседний лагерь — Первый Горный. Здесь были и бытовики, самые разные: от мелких хулиганов и воришек до грабителей и громил, и политические, тоже, так сказать, широкого диапазона: полицаи, власовцы, пленные, бежавшие от немцев, «болтуны» (срока у них были «детские» — 10 лет), то есть те, кто сказал что-то лишнее, например, обозвал колхозную корову проституткой, но больше всего было просто оклеветанных. Немалую часть составляли иностранцы, как военные, так и штатские. Националисты Западной Украины, Белоруссии, Прибалтики тоже имели 58-ю, то есть политическую, статью. Бытовые условия в лагерях бериевского времени были кошмарными. Никакая фантазия не способна придумать то, что творилось в мире за колючей проволокой. Политические постоянно испытывали террор как со стороны администрации, так и от бытовиков, вечно враждовавших не только с «фраерами», но и между собой. В конце 40-х годов в блатном мире образовалась новая группировка — «беспредельщина». История ее такова: в начале войны заключенным из блатных предложили фронт и свободу после победы. Многие согласились, их зачислили в армию Рокоссовского, про которого, как и про генералов Горбатова и Мерецкова, говорили, что попал в действующую армию прямо из лагеря. Сражались блатари отчаянно, получали чины и награды. По окончании войны уцелевших демобилизовали, и они занялись привычным ремеслом, приведшим их по новой на нары. Старые воры, просидевшие войну в заключении, не только отказались принять «вояк» в свой круг, но встретили их с ножами как «ссученных». И тут проявил себя «вояка» по довоенной еще кличке Король. В 1948 году, договорившись с начальством, он объявил новый воровской закон, позволявший всем ворам работать в лагере, тем более — занимать руководящие должности. Начальство это вполне устраивало, но подняло против Короля несогласных блатарей. Страшная резня охватила лагеря по всему Советскому Союзу. (Ковальчук-Коваль И. К. Свидание с памятью)
Урки на нарах в карты играют, в стос и буру, на чужие шмутки, на чужие пайки. Кто-то стонет, скорчившись на соломе, кто-то спустил штаны над дырой в полу, кто-то ходит лихорадочно от стенки к стенке, переступая через лежачих, курят (передавая друг другу «бычок»), махорку выторговывают за хлеб. Ругаются, дерутся за место. Редко объединяются. Дружны только воры и то лишь потому, что «паханы» «права качают». Командует один главный, самый известный и популярный рецидивист — вожак блатных. Он говорит тихо, солидно, мало говорит, но каждое его слово — закон! Все живут по «старородским законам» и пользуются «феней» (жаргоном). Помощники у него — воры («люди»). А дальше вся мелочь, шпана: «урки», «жлобы» и «фраера» — для того, чтобы их «косили» (обирали, обманывали, били). Дисциплина у блатных страшная! За проступок — смерть! И никуда не спрячешься! Ни в другой этап, ни в другой лагерь, ни на волю, ни в тюрьму. Везде «свои», везде найдут, и возмездие настигнет. А главные проступки — «скурвиться» и «заиграться». Первое — значит, выдать кого-нибудь из своих, а второе — проиграть в карты и не рассчитаться. Со временем «скурвиться» стало означать — пойти на работу: воры не работают, не «втыкают»! «Жлобы» пусть втыкают, на то они и жлобы! С блатными справиться лагерное начальство не могло нигде! (Только потом, на Беломорканале, при «перековке».) Везде командовали «паханы». Не страшны ни карцер, ни изолятор. Какая разница? У пахана на нарах везде постель, пара полушубков, жратва «от пуза», курево и даже выпивка! Откуда? Все воры «отказчики». А если, бывало, силой под конвоем вывезут в котлован или лесоповал — сидят у костра, в карты играют! А паханы «уходили» и с воли командовали, если не было рядом пахана посолиднее. «Уходили» незаметно, непонятно, тихо. Побег всегда был организован хорошо. И охрана подкуплена (не продаст никто), и транспорт устроен, и «ксивы» (документы) нужные есть, и запасы на дорогу. А все остальные зеки в этапе редко объединялись. Интеллигентные — инженеры всякие, вредители и прочие «контрики», те просто боялись друг друга, не доверяли: «А вдруг провокатор?» Никогда не рассказывали о своем «деле». Все были осуждены «ни за что». К «простым» людям снисходили: «Товарищ! Оставьте покурить!» Простые (чаще всего крестьяне) не отказывали, относились к интеллигентам с уважением, даже, бывало, место уступали или ложку одалживали даром. Интеллигенты были самые неприспособленные... Бытовые тяготели к уркам. Заигрывали, подражали, пытались приблизиться. «Мелюзга» (ворье) пользовалась этим, а «люди» и паханы презирали подхалимов, не видели их или велели бить без всякой причины. К интеллигентам блатные относились по-особому и по-разному. Если урки любопытничали и поворовывали, то паханы, бывало, пытались пообщаться. Особенно с каким-нибудь профессором, академиком, писателем, артистом. К таким у больших воров особое отношение: «Отнеси-ка вон тому папаше пайку». Выдавали все, что положено, не обижали, не издевались. (Дворжецкий В.Я. Пути больших этапов: Записки актёра)
На «штрафняке» я довольно близко сошелся с ворами. Сошлись мы по многим причинам: во-первых, это были люди в основном смелые, а смелые люди мне всегда нравились; во-вторых, так же как и я, они ни перед кем не заискивали, а в-третьих, так же плевали на работу. Была и еще одна причина. Во время одной из отсидок в БУРе я повздорил с «руководителем» бандеровской группировки, и если бы не могучий двухметровый венгр, с которым я подружился в камере, то мне пришлось бы плохо: в камере было большинство бандеровцев. Однако меня предупредили, что, как только я выйду в лагерь, меня запорют. Незадолго до этого в лагере как раз была небольшая резня и, несмотря на Указ, были убиты два человека. Обстановка в зоне была довольно накаленной, и мы заблаговременно изготовили длинные стальные шила с деревянными ручками. Конечно, те воры, что оказались в «штрафняке», не были «королями» в известном смысле, то есть людьми вооруженными, имеющими личную охрану, собственную шестерню и т. д. Один из таких «королей» мне запомнился по Ячегинским шахтам. На нарах, как «фраера», он не жил - в бараке у него была собственная кровать; работой он себя не утруждал и на общей кухне не питался. Работяг никогда не трогал, а быть каким-то начальником ему запрещал «кодекс честных воров». Однажды новенький молодой «вохровец» пришел в барак, где он жил. Все вскочили со своих мест, за исключением, разумеется, «короля», который продолжал возлежать на кровати. «Вохровец» начал было какое-то нравоучение, но тот рявкнул так, что охранник с трясущимися губами выскочил из барака. Когда через некоторое время в барак вошли человек десять надзирателей во главе с офицером, вор сидел за столом, опустив руки. Как только солдаты приблизились к нему, он быстро вскинул обе руки с ножами. Воткнул ножи в стол перед собой: «Ну что, б..., сразу всех пороть или поодиночке?» Офицер, знавший, с кем имеет дело, стал уговаривать «короля» добровольно сдать оружие, обещав при этом, что ему «ничего не будет». Тот согласился, они мирно прошли в БУР, где на вора надели смирительную рубашку. Вспоминается еще один небольшой пример. Производилась инспекция лагерей комиссией «Воркутлага» во главе с генералом. Проходя мимо строительного участка, члены комиссии обратили внимание на двух праздных воров, сидевших у костра. Генерал приказал им встать. В ответ на это один спокойно заметил: «Знаешь, начальник, где я тебя видел?» Генерал выхватил пистолет и застрелил зека. Затем навел пистолет на другого: «Ты что, тоже меня видел?» Этот вор упал на колени и стал просить о пощаде. (Вознесенский Э. А. Из книги «Вхождение в жизнь»)
Был я знаком и с другим «королем» лагеря - Алексеем Закалинским. Человек этот не вызывал у меня никаких симпатий, но как личность был весьма незауряден. К тому времени он сидел в лагерях непрерывно уже более двадцати лет и через несколько месяцев должен был выйти на волю. Звание «вора» совсем не соответствовало его внешности: это был высокий, представительный седовласый мужчина с умными, пытливыми глазами; он скорее походил на какого-нибудь ученого, исследователя, но только не на «урку». Перебывал он за эти двадцать лет во многих лагерях Крайнего Севера, Сибири, юга. Первый срок у него был невелик, но впоследствии «оброс» новыми из-за неудачных побегов. Мне запомнился один из его рассказов о побеге из лагеря на Дальнем Востоке. С собой они взяли молоденького парня, искренне верившего, что побег принесет ему столь желанную свободу. В действительности же «урки» прихватили его, чтобы в условиях таежной жизни использовать «на мясо», если положение будет безвыходным. Рассказывал он об этом совершенно бесстрастным голосом, как о чем-то само собой разумеющемся; в сочетании с его стальными жесткими глазами и хищным носом это производило впечатление человека, у которого в жизни нет ничего святого. Когда Закалинский освобождался, я был на работе. Он вышел на свободу с гордо поднятой величественной головой и... с моим красивым желтым чемоданом, который он прихватил в каптерке. Все, что к тому моменту у меня оставалось с воли, было тоненькое синее одеяло. В лагере говорили, что месяца через два после этого Закалинского снова посадили, причем «заслуженно». Говоря о людях, с которыми познакомился на шестой шахте, не могу не вспомнить моего хорошего товарища Женю Мазура, работавшего бригадиром и жившего в том же бараке, где и Закалинский. (Вознесенский Э. А. Из книги «Вхождение в жизнь»)
Расстрел блатарей В начале сентября сорок седьмого года мне было объявлено, что я должен распрощаться с Воркутой. Это — большое событие в жизни каждого заключенного, и, естественно, я бросился выяснять, куда идет этап. Поскольку я работал в управлении, удалось узнать, что отправляют в Москву, видимо, в распоряжение четвертого главного управления министерства внутренних дел, которое ведало специальными работами инженеров в закрытых конструкторских бюро, получивших позднее название шарашек. Уезжать мне не очень хотелось, я даже предпринимал некоторые шаги, чтобы остаться. Но потом решил, что надо испытать судьбу, и перестал упираться. Из Воркуты этапируют всех с одного пересыльного лагпункта, куда я и еще двое заключенных прибыли с утра. Накануне убили там пять блатарей, хотя в мае этого года Сталиным был издан указ об отмене смертной казни и замене ее двадцатипятилетним сроком тюремного или лагерного заключения. Весть о расстреле без суда взбудоражила всех нас. Заключенные, обслуживавшие лагпункт, ничего не скрывали, и мы выяснили, что это были «воры в законе». За лагерные преступления они должны были быть отправлены на штрафной лагпункт, так называемый известковый завод, который находился в руках «сук», их непримиримых врагов. Многие происходившие события становились известными остальным заключенным, поэтому не могло быть сомнений, и воры это знали наперед, что если они туда попадут, их ожидает мучительная и немедленная смерть. Естественно, они отказались ехать, тем более, что смертная казнь им теперь не угрожала, и забрались в пустой барак, где разворотили кирпичную печь. Когда их нашли и хотели уже «брать», они начали бросать кирпичи в надзирателей, и в перепалке ушибли одного или двух. Тогда их заперли в этом бараке. Начальство обратилось в управление Воркутлагеря, оттуда по радио снеслись с министерством в Москве, где приказали произвести расстрел блатарей. Это была не официальная казнь, а мера пресечения вооруженного сопротивления властям. Но существенно ли для убитых, как в них выстрелили — в затылок или в висок? Вызванная опергруппа была вооружена огнестрельным оружием. А что можно сделать кирпичом, когда в тебя стреляют из автоматов? И, конечно, всех застрелили. Мы имели возможность видеть этот барак, когда его еще не привели в порядок: печь была разворочена, оставались следы крови, но трупы были уже вынесены. Для меня был ясен ход мыслей блатарей, перед кровью которых я все же снял шапку. Они думали так: мы кидаем, в нас стреляют, кого-то убьют наповал, большую часть только ранят. Раненых, как «друзей народа», отвезут в больницу. Пройдет время, и, глядишь, решение об отправке забудется. Расчет вполне реальный именно для воров, то есть для социально близких режиму, для его «друзей». Если бы такое сопротивление оказали мы, контрики, то нас тут же добили бы из пистолетов и не подумали бы испрашивать разрешения. (Из книги Д.М.Панина "Лубянка - Экибастуз : Лагерные записки")
1.6. «Воры» Наш лагерь, ОЛП-81, был «воровской», т. е. его «держали» «воры в законе» (сокр. - «воры»): поддерживали порядок и дисциплину, запрещали «мужикам» играть в карты (на казенные вещи), продавать лагерные «шмотки», пьянствовать, воровать, драться. За неподчинение избивали шваброй. «Воры» не имели права работать, а жили за счет «мужиков». В каждом из 25-ти бараков жили 2-3 «вора», а при них еще несколько «шестерок» и «пацанов» (о них см. ниже). Если «мужик» получал продуктовую посыпку, он обязан был делиться с «ворами» своего барака. Особенным спросом пользовалось «бацило» (сало и чеснок). «Воры» не занимали никаких постов в лагере. Это им запрещалось «воровским законом». Но эти посты занимали «воровские мужики», выполнявшие все указания «воров»: нарядчики, «бугры» (бригадиры) и др. На работу, за зону, выводили всех з/к, кроме «придурков»: нарядчиков, табельщиков, дневальных, поваров, работников плановой части, бухгалтерии и др. «Воры» также числились в рабочих бригадах, «Воры», оставшиеся в зоне, день и ночь пили, пели, плясали (тренировались «бить чечетку»), играли в карты, спали. «Бугры» всем «ворам» в наряде записывали выход на работу и 150% выполнения нормы, за что засчитывался каждый день заключения за три дня срока: «День за три» (в дальнейшем для этого было достаточно выполнения 121%). В результате «вор», не работая, при сроке, например, 10 лет, освобождался через 3-4 года. Это за счет работяг, которые действительно пахали, но их выработку записывали «ворам»! Наблюдавшиеся мною сценки из жизни на Воркутинской пересылке: Утром «вор» пошел умыться, но воды в рукомойнике не было. Тогда «вор» стал орать на мужиков: «Неужели вы не можете для себя принести ведро воды?!» (ему, видите ли, «воровское звание» не позволяет носить воду!). Одного из «воров» назначили дневальным по бараку. Тогда он согнал кучу «мужиков» и заставил их метлами, тряпками и швабрами убирать барак (вор, ведь, не имеет права работать). 1.7. «Общняк» Работяги обязаны были из получки давать деньги в общий воровской фонд - «общняк» («общак»). Из него получали помощь «воры», уходящие, например, в закрытые тюрьмы или на свободу. 3/к говорили, что из «общняка» «воры» давали большие взятки лагерному начальству (чтобы оно их не трогало). Последнее, из полученных сумм, дав,адо немалую часть вышестоящему начальству в управлении Воркутлага. и т. д., вплоть до Главного Управления Лагерей (Гулага) в Москве. Из всех лагерей СССР стекались туда огромные деньги! Отсюда шикарная жизнь, дачи, автомобили и пр. у элиты... 1.8. Борьба чекистов с «ворами» Несмотря на получение больших взяток от «воров», лагерная администрация стремилась, если не полностью избавиться от последних, то хотя бы уменьшить их влияние в зоне. Ведь от лагерного начальства требовали выполнения плана, а при воровском «порядке» в зоне создавался большой неработающий людской балласт. Об этом, будет подробно рассказано ниже. Поэтому «воров» отправляли в другие регионы страны, чтобы нарушить сложившиеся связи, а также в лагеря усиленного режима и в закрытые тюрьмы - «закрытой», что для «воров» было смерти подобно, ибо в «закрытой» они не могли «пить кровь» из мужиков и «доходили». Надзиратели и представители администрации заходили в зону без оружия, чтобы их не обезоружили. Иногда внезапно выводили всех з/к за зону, в «оцепление», т. е. в пространство, окруженное автоматчиками с собаками и под прицелом пулеметов. Затем з/к по одному пропускали в зону с проверкой по формуляру. Так вылавливали прячущихся «воров». 1.9. Массовый расстрел заключенных Однажды, в 1954 г., во время моего пребывания в ОЛП-81, «воры» приказали: «Никому за зону не выходить!» (Попробуй выйди!) Тогда в зону ввели автоматчиков и расстреляли заключенных (Конечно, невыход з/к за зону был лишь поводом для массовых убийств з/к, в т. ч. политзаключенных). 1.10. «Масти» «Масти» или «Партии» - враждующие группировки в уголовном мире. 1. «Вор в законе» или «Полный вор». «Полнота» - «честный вор» - это «вор», строго придерживавшийся «воровского закона»: напри мер - не работать, жить за счет мужиков, не продавать своих, не угождать «золотопогонникам» и др. При встрече «воры» спрашивали друг друга: «Масть?» Ответ был: «Вор!» следующий вопрос: «Какой веры?» Ответ (например): «Полной!» Если оба оказывались (в нашем случае) «единоверцами», то все было в порядке. Но беда, если встречались два «вора» разной «веры» (разной «окраски»). 2. Воры «польской веры», или «поляки», признавали «воровской закон», но с исключениями: например, при необходимости работали и заставляли других работать, выполняли распоряжении чекистов и т. д. «Воры в законе» («полные воры», «полнота») называли «поляков» «суками», «паскудами» и т. д. Между «полнотой» (сокращенно «ворами») и суками («паскудами») была смертельная вражда. Были и другие «масти» («партии»). Например, «Красная шапочка» - бывшие военные и «мужики», восставшие против произвола «воров» и «сук», били и тех и других. Они называли себя «Трижды ломом подпоясанные», «воры» и «Суки» называли их «махновцами» или «беспредельщиной». Если «поляк» попадал в зону к «полноте», он спасался в изоляторе, иначе его убивали «Воры». Такая же участь постигала и «вора», заброшенного в «сучий» лагерь, если он не «ссучивался», достаточно было ударить на вахте в колокол (рельс) или надеть повязку дежурного, а тем более занять какой-то пост. «Воры» и «суки» взаимно обвиняли друг друга. Например, «суки» - «воров»: «Вы обжимаете (грабите) работяг («мужиков»), собираете с них на «общняк» («общак»). «Воры» - «сук»: «Вы продались чекистам, заставляете «мужиков» работать силой». 1.11. «Сучья война» Другой способ массового уничтожения з/к без суда - это забрасывание в зону контингента другой «масти» (другой «веры», другой «окраски»). Об этом подробно в Поэме «1948 - 1956». Обычно, чтобы избежать кровопролития, контингент перед входом в новую зону предупреждают, например: «В зоне «воры», другие «масти» в зону не заходите!» После этого з/к других «мастей» уводились в изолятор, а «воров» и «мужиков» заводили в зону. Если же было задание уничтожить «воров», то в зону забрасывали в большом количестве «сук». Во всех случаях (и при расстрелах и при «сучьей войне») погибало много «мужиков», в т.ч. политзаключенных 58-й статьи. Правда, были спецлагеря и каторжанские ОЛПы, где содержалась одна 58-я статья. Но чекисты чаще стремились помещать «фашистов» вместе с уголовниками: чем больше погибнет «фашистов», тем лучше (по принципу: «Разделяй и властвуй!»). Подчеркну, что термином «фашист» («хвашист») уголовники обозначали всю 58-ю статью, куда входили и невиновные люди и «болтуны» (ст. 54-10 УК УССР, ст. 58-10 УК РСФСР), и настоящие шпионы (их называли «шпионажами»), диверсанты, бандеровцы, власовцы и др., в том числе нацисты, члены РНДП, подобные описанным выше Григорьеву, Древецки, Алешину. При заброске «сук» в «воровскую зону» начиналась поголовная резня, в которой участвовал весь контингент лагеря: «мужики», «фраера» (в том числе «фашисты»). Если кто-то пытался спрятаться, его находили и убивали. После окончания резни, «воры» выявляли «мужиков», уклонявшихся от нее, и жестоко расправлялись с ними! Во время «сучьей войны» широко использовалось холодное оружие, в том числе «пики». «Пика» - это строительная скоба, разогнутая и заточенная с обеих сторон. Часто «пикой» называли финский нож. Применялись и другие «заточки», железные прутья из арматуры, ломы и пр. Несмотря на «шмон» (обыск), производившийся «мусорами» (охранниками), на вахте, перед входом в зону, з/к умудрялись проносить в лагерь запрещенные предметы. (Из книги А.Б. Литинского "Жития не святых": (о судьбах человеческих)).
62-й ОЛП был заселен уголовниками, в большинстве своем – ворами, бандитами и убийцами. Мое место в этом бараке было на верхней полке, недалеко от входной двери. Случайно по соседству со мной был главарь воров барака, красивый молодой парень по имени Володя. Это был опытный бандит, отбывавший уже третий срок. 22.9.57 – Сам Володя не принимал участия в разбое и грабеже – он только давал указания. Володя был обходительным парнем, умел ладить с людьми, любил беседы. Некоторые из политических даже дружили с ним и подолгу разговаривали. Я же, находясь по соседству, внимательно слушал, но никогда не вмешивался в их разговор. Володя имел 17-летний срок за дерзкое ограбление магазина, в котором принял участие и его дружок. Это было после отбытия первого (или второго) срока – тоже за грабеж. Магазин ограбили дочиста (около 50 тысяч рублей). Это было в одном из городов Подмосковья, где Володя родился и жил. Его арестовали не за грабеж – этого не раскрыли, а за какое-то другое, более мелкое нарушение правопорядка. А грабеж обнаружили в ходе следствия. Володя все это рассказывал довольно весело. Много бандитов и воров внешне выглядели симпатичными, умели держаться и вести беседу. Они «только» отрицали необходимость трудиться – любая работа была не для них. Они не признавали жизни, при которой добиваются благополучия постепенно – они хотели сразу заполучить все. Вино, женщины, карты, красивая одежда, изысканная пища, развлечения – все это должно у них быть без ограничений, а если для этого нужны деньги, то их надо добыть любыми способами. Вор и грабитель ворует и грабит не ради денег, а ради того, чтобы пожить широко, в свое удовольствие. Среди воров я встречал очень красивых парней. Процент молодых и красивых людей, со здоровыми зубами и хорошим телосложением у воров куда выше, чем у обычных людей. И вот встречаешь такого красивого парня, который мог бы украсить род человеческий, в мрачной Воркуте, в грязном смрадном бараке. И отбирает он последние вещи у несчастных заключенных. Володю привезли из сельскохозяйственного лагеря, где была возможность встречаться с прекрасным полом. Его последняя любовь была с еврейской девушкой – он называл ее «жидовочка». По его словам, это была молодая и красивая девушка, хвалившаяся, что она дочь известного в стране вора. Подозреваю, что это была самореклама, дабы пленить Володино сердце. Правда, эта девушка влюбилась в него по уши. Она была очень чистоплотная. Володя рассказывал, что при их встрече она иногда мыла ему ноги. Хотя Володя рассказывал о своей «жидовочке» чуть-чуть насмешливым, высокомерным тоном, будто бы видя в том, что к нему привязалась еврейка, что-то недостойное для себя, я чувствовал, что эта дочь моего народа чем-то пленила этого молодого вора. Он часто, по нескольку раз в день, говорил о ней, дополняя свои рассказы, добавляя подробности (об интимной стороне жизни он вообще не говорил, и это тоже служило доказательством хорошего и почтительного отношения к своей «жидовочке»). Однажды я слышал, как он произносил сквозь сон ласковые слова, вполне возможно, что они имели отношение именно к ней. У Володи было много вещей – полный большой мешок и сверх него. Ни разу я не видел, чтобы он открывал свой мешок, но подозреваю, что в этом мешке находились самые дорогие вещи, украденные в нашем бараке. Однажды в наш барак привели этап из двадцати человек. Все были с вещами, все политические. Видимо, кто-то из политических дал им знать о банде воров в бараке, и предупредил, что могут отнять их вещи. Прибывшие были новичками, в основном из Прибалтики, молодые, здоровые. Они заняли свободные места на нарах, почти все рядом. Видимо, новички успели разработать свой стратегический план. Вскоре свет в бараке погас, и воры набросились на новичков и начали их грабить. Было это около восьми часов вечера. Завязалось побоище, серьезная драка в темноте, послышались крики, на грабителей посыпались удары, но они молчали, слышалась толкотня, тумаки, зубовный скрежет, короткое учащенное дыхание и опять удары и крики. Драка и грабеж продолжались долго. Я слышал, как один из воров поднялся на наши верхние нары и спросил что-то шепотом у Володи. Володя ответил тоже шепотом: «Не надо». (Кажется, просили разрешения пустить в ход ножи.) Зажгли свет. Вид ограбленных был ужасен. Впоследствии выяснилось, что из воров только двое-трое получили явные ранения – выбитые зубы, синяки. Видимо, ограбленные решили жаловаться администрации. Они подошли к окнам (окна были зарешечены металлическими сетками) и начали кричать. После длительного зова открылась дверь, и на пороге появился дежурный офицер по лагерю, в сопровождении двух солдат. Он выслушал предупреждение, что пострадавшие пожалуются начальнику Речлага (Речлаг – Речной лагерь, так называли режимные каторжные лагеря в Воркуте) и напишут жалобу в Москву. Вскоре в барак пришло все начальство лагеря – начальник лагеря, оперы, начальник КВЧ, работник санчасти и другие. Всего пять-шесть офицеров и много надзирателей, Заключенных выстроили среди барака и начали делать обыск. К обыску привлекли и пострадавших, но согласились принимать в этом участие только один-два. Страх перед возможным применением ножей был велик. Литовский парень, у которого украли новые сапоги, решил вернуть их любым способом. Он не знал, что сулит ему открытое «стукачество». Однако почти ничего из награбленного уже не осталось в бараке – вещи, как всегда, выбросили через разбитое окно, а там их прибрали компаньоны по грабежу. Но литовский парень не мог понять, что ему нужно расстаться с новыми сапогами навсегда. Он начал показывать на некоторых воров, говорить, что они принимали участие в грабеже. Офицер прошел с ним по строю, и тот указал почти на 30 человек, стоящих в ряду. Всех взяли в БУР, парня тоже забрали из барака, чтобы оставшиеся воры его не растерзали. Вскоре до нас дошел слух, что парня закололи ножом… Несмотря на требование политических, чтобы их отделили от воров, все осталось как раньше. Политические заключенные были отделены от уголовников только через несколько месяцев. (Из книги Ц.Прейгерзона "Дневник воспоминаний бывшего лагерника (1949-1955))
Когда в лагерях случалась резня, охрана не вмешивалась, лагерное начальство тоже — так оно избавлялось от растущего числа уголовников-бандитов. Бывали дни, когда в лагерях, где шла резня, на местах столкновения оставались десятки задушенных, зарезанных и убитых с той и другой стороны (Воркута, Кирпичный завод №2, весна-лето 1948 года). (Из книги П.П.Астахова "Зигзаги судьбы: из жизни советского военнопленного и советского зэка")
Случай, о котором я хочу рассказать, произошел зимой 1947 года, несколько месяцев спустя после моего приезда на ОЛП. На цементный прибыл небольшой этап, в несколько человек. Вместе с ними появилась и молва об одном из этапников. Это был совсем молодой «вор в законе», ничем особенным не выделявшийся от остальных. Звали Юркой, по фамилии Комаров, родом из Москвы. Невзрачный, худенький, ниже среднего роста юнец тянул за собой хвост «дерзкого» убийцы. Убегая после кражи от преследователей, он спрятался в одном из пустовавших московских подвалов и, когда два «мусора» настигли его и предложили сдаться, он застрелил их. По статье 59—3 (за бандитизм) получил 25 лет срока. Пока ехал в «Столыпине» в Воркуту, набрал у «мужиков» ворох шмоток. Реализовать их в дороге, проиграть в карты не удалось, решил договориться с поваром на ОЛПе, чтобы тот «подогрел». В то время на кухне работал довольно молодой и крепкого сложения, отъевшийся на дармовых харчах повар. Я перебрал в памяти все имена, которые бы подошли к нему, но все мои попытки оказались тщетны — его имя и фамилия исчезли, но белобрысая, остриженная голова и небольшие заплывшие жиром глаза встают в памяти и сейчас, как будто мы виделись с ним вчера. Кто-то из блатных (они держали «верх» на цементном) привел Юрку после раздачи на кухню и познакомил с поваром. Ударили по рукам — Юрка отдает шмотки, повар — жратву. По всей вероятности в договоре тогда были и другие подробности, но они остались между договаривающимися сторонами. Хорошо запомнилось главное — повар обманул Юрку: забрал ворованное, а с кормежкой решил повременить, и, убедившись в безнаказанности за обман, не поверив в «дерзость» юнца, послал его подальше. — Ну, хорошо, падло! — отреагировал Юрка. Несколько дней готовился акт возмездия. Повар успел уже забыть невзрачного бандита и брошенную им фразу, она выглядела малоубедительной и не вызывала опасений и страха. Как-то утром, после ночного дежурства, он вернулся в барак АТП, где проживали административно-технические работники и где ему, повару, наиболее «авторитетной» фигуре в лагере, тоже было отведено место на нижней более удобной части вагонки. Она находилась за стеной у сушилки и была невидимой со стороны входной двери в барак. Повар, как обычно, разделся до белья и лег в постель, накрывшись одеялом. Барак был пуст — все ушли на работу. В сушилке оставался лишь дневальный, занятый уборкой и утренним туалетом. Юрка, видимо, не раз бывал здесь, когда было людно. Он хорошо знал, где отдыхает после смены «обидчик». Нетрудно было незамеченным проскользнуть мимо дневального. Все развивалось по заранее обдуманному плану. Длинный по щиколотки бушлат позволял незаметно пронести с собой какое угодно оружие мести. Юрка выбрал наиболее доступное и надежное. Его не пришлось долго разыскивать — в зоне строились бараки, и подобрать незаметно топор было нетрудно. Барак АТП находился недалеко — все остальное свершилось быстро и четко. Он прошмыгнул в барак к первой вагонке за сушилкой и увидел свою жертву. Повар спал на боку, вытащив руку из-под одеяла и закрыв ею лицо. Удар был сильный и точный. Голова треснула, как арбуз, обдав все вокруг обильно брызнувшей кровью. Повар инстинктивно взмахнул рукой, как бы закрываясь от следующего удара. И удар этот был нанесен уже по руке. Несколько пальцев были отрублены, как сучки, и топор вонзился глубоко в череп, заливая кровью наволочку и одеяло. Возмездие свершилось без борьбы и крика: он был убит наповал, а Юрка, забрав топор, направился к лагерному «куму» доложить о случившемся. — Там, в бараке, я убил человека... Заберите труп... (Из книги П.П.Астахова "Зигзаги судьбы: из жизни советского военнопленного и советского зэка")
Здравствуйте! Был такой Вор-Михаил Пшеничный, погоняло Барон, 1907 г.р. В 1936 находился в Воркутлаге на лагпункте Усть-Уса, на руднике "Рудник" вместе с другим Вором Востриковым, погоняло Граф. В 1936-37 был на лагпункте (палатки-бараки) "Кирпичный завод", там же был ссученный вор, погоняло Малолетка 1917 г.р. В феврале 1938 Барона расстреляли на Усть-Усе (расстреливали с другими узниками из пулеметов) ("Кашкетинские расстрелы", из одного только лагеря расстреляли около 2500 человек). (Из воспоминаний Черкасова Г.А. и Сулимова И.Н.)
Любимым учителем моим в зоне, так сказать, учителем жизни был вор в законе Володя Сибиряк. Он был уже в годах, высокий, спокойный, рассудительный. Но в нем таилась огромная сила, решительность и отчаянность, внешне ничем не приметные. Мы с ним подолгу беседовали, я рассказывал о детдоме, о море, о книжках, которые прочитал. Как увидит меня, первым делом спрашивает: — Ну, как там, Дим Димыч, у нас с литературой? — Дела катят, — отвечал я и начинал ему рассказывать очередную прочитанную книгу. Он очень внимательно меня слушал и говорил: — Да, рассказывать ты мастак. Мужики тебя уважают. Они даже с жалобами первым делом не к ворам идут, а к тебе. Ты им в сыновья и внуки годишься, а они слушают, что ты скажешь. Смотри не упади только в грязь лицом перед ними. Главное — запомни: если будешь в чем нуждаться, в совете ли, в деньгах, захочешь кому помочь, обращайся ко мне, я всегда тебе помогу. Сам я старый каторжанин, сидел на каторге в Воркуте, сроку было четвертак, тогда мы еще в кандалах ходили. (Я сам видел на ногах у Володи отпечатки — шрамы от кандалов.) В шахте зачеты хорошие были: день за семь, день за три. Вышел на волю, организовал банду. Банду разбили и опять двадцать пять, и на каторгу. Сроку набралось уже под сотню лет. На воле у меня тоже никого не осталось, все вымерли: кто в голодные годы, кто в войну. Смотри, Дим Димыч, будь осторожен, сейчас зек не тот пошел, могут и свинью подложить. Как говорится, доверяй, но проверяй. Береженого Бог бережет. А тебе, я смотрю, еще долго по тюрьмам скитаться придется. Уж больно характер у тебя горячий, как у норовистого жеребца, никому не уступишь. А надо кое-где и уступить, на таран не переть, как бык. Здесь же в зоне не дерутся: если на силу не возьмут, могут сонного зарезать. Так что будь, сынок, осторожен, мой тебе совет. А с некоторыми тварями вообще в спор не встревай, повернись и уйди. По тюремной жизни Сибиряк много мне дал поучительного. Потом я часто его вспоминал. Пройдут годы, и судьба снова сведет нас с Володей. А до этого пройду я сибирские зоны, тюрьмы и зоны Средней Азии и Кавказа. В 1975 году выйду из Самаркандской зоны, поеду к корешу Греку в Одессу, но так и не доеду. В Жмеринке ограблю директора меховой фабрики, будет погоня, прострелят обе ноги. И покачу я в тюрьму особого режима — Изяславский монастырь. В тюрьме и произойдет моя встреча с Сибиряком. Но это будет нескоро. А сейчас только начинался трудный для страны 1953 год. (Из книги В.Пономарева "Записки рецидивиста")
Могу рассказать о подавлении волнений лагере уголовников. Речь идет о "воровском" лагере, где содержались "воры в законе", которые отказывались работать. Это было чуть южней Воркуты в поселке Чум недалеко от станции Сейда на 1500-м километре Северной железной дороги, там где ветка уходит на Лабытнанги к началу строительства железной дороги вдоль Северного Ледовитого океана - объекта номер 500 (Мертвая дорога). Кажется, это был 66-й лагерь. Были еще "сучьи" лагеря, где содержались уголовники, стремящиеся хорошей работой заработать досрочное освобождение или, по крайней мере, не получить дополнительный срок и там не было воров "в законе". За время моей службы в воровском лагере несколько раз объявлялись голодовки. Почему? Причиной первой голодовки в мое время было то, что столовую вынесли за пределы лагеря и надо было каждый раз проходить через вахту полным составом по списку и подвергаться контролю. Это не понравилось заключенным потому, что они часто играли в карты на "пайки". Когда столовая находилась на территория лагеря, то проигравшие могли не пойти в столовую. В этом случае отдать или забрать всю пищу и занести ее в барак было проще. А при проходе через вахту еду, особенно супы, нельзя было пронести. К "голодовке" заранее готовились запасая сухари и сахар. Затем заявили, что будут голодать пока столовую не вернут на место. Вытаскивать заключенных из тесных бараков сложно из-за сопротивления уголовников. Поэтому, по происшествии десяти дней, когда лагерь обессилил, солдаты без оружия прорвали ломами проволоку и вошли в зону. Потом они вытеснили группы заключенных из лагеря на площадку окруженную ВОХРовцами. А там "особисты" запросто "повыдергивали" зачинщиков, о которых им своевременно настучали или они просто выбирали наиболее строптивых. После ареста зачинщиков, оставшихся уголовников загнали обратно. Особый вопрос - почему солдаты входили в зону, как правило, без оружия. Дело в том, что были серьезные опасения по поводу перехода части оружия к заключенным. Это считалось весьма опасным явлением. Вспоминаю стычку политических с уголовниками в 8-м лаготделении ВОРКУТАЛАГа в поселке "Рудник", расположенном на склоне горы. Это было летом 1955 года, когда я был в сержантской школе. Нашу школу отделяла от поселка "Рудник" речка Воркута. И мы из сержантской школы видели, как на том берегу реки пылает барак. Вскоре поступила команда срочно собраться с оружием и патронами. Потом, последовало приказание "патроны сдать", Чуть позже, "оружие сдать". Короче говоря, начальство металось, не зная, что делать. 8-е лаготделение было "политическим", но в начале 1955 года туда стали направлять уголовников, так как поток новых политических иссякал. В то время закончилось какое-то большое строительство, кажется, Куйбышевской ГЭС. И в 8-е отделение попала большая группа воров в законе. Пока политических было гораздо больше чем уголовников, то конфликтов не было. Но постепенно поток уголовников увеличился и к середине 1955 года уголовников стало, наверное, большинство. В этой зоне оказались и заключенные, переведенные из лагпункта для украинских националистов - бандеровцев. "Бандеровский" лагпункт входил в состав того же 8-го лаготделения и находился всего в одном километре (15 - 20 минут пешего хода) от центральной зоны 8-го отделения. У бандеровцев с уголовниками сразу начались конфликты по типовой схеме: сначала кто-то что-то сказал, потом кто-то кого-то побил, потом кто-то кого-то за что-то убил. Это обычная ситуация с уголовным контингентом в те времена. Потом уголовники окружили барак с бандеровцами и подожгли, а тех кто пытался выскочить убивали. Зрелище было страшное. Погас свет в лагере из-за короткого замыкания, которое устроили уголовники. Потом нас повезли на усмирение. Везли почему-то не кратчайшей дорогой через ближний мост, а через дальний мост. Пока мы ехали в лагерь приехала пожарная машина, но уголовники заблокировали въездные ворота в лагерь и не пропустили пожарную машину. Это были уже не те времена, когда можно было косить заключенных из пулемета. И пожарная машина людей, тоже, не давила. Когда мы приехали, то надзиратели с шахты прорвали ломами колючую проволоку со стороны сгоревшего барака и мы оттеснили уголовников, которые теперь не сопротивлялись. Они сделали свое дело и были довольны. Сильно пахло жаренным мясом. Санитары выносили обгоревшие труппы бандеровцев. (Из воспоминаний В.Снитковского "Еврейский солдат в Воркуте 1955 года")
Вскоре произошел новый поворот в моей судьбе, новое испытание, едва не стоившее мне жизни. Кроме официальной, государственной администрации, на шахте существовала администрация «воров в законе», «блатных». Главным вором в законе в «Воркутлаге» был Эмир (этот не русский), а на Пятой шахте - Костя Белоусов. Костя имел 20 лет срока, а Эмир 25. На шахте действовали отдельные группировки блатных, которые постоянно выясняли между собой отношения. «Блатной», «сука», «беспредельный», «вор» - это клички рядовых отдельных кланов. У каждого клана были главари, каждый из которых хотел стать главнее других. Этим бандитам ничего не стоило всадить нож в любого неугодного. Если случалась поножовщина, им добавляли срок, и многие оставались на каторге пожизненно. Я был на хорошем счету у своих лагерных начальников еще и потому, что старался не примыкать ни к одной из многочисленных криминальных группировок в среде лагерного контингента. Еще по дороге в Воркуту в нашей команде был осужденный к каторге вторично, который уже имел 10-летний опыт. Он мне, как новичку, дал совет, - не вступать ни в какие группировки блатных. И я старался строго следовать этому совету. Сам Костя меня знал, относился ко мне с симпатией, но ни к каким разборкам меня не привлекал. Тем не менее, мою работу в бухгалтерии Костя контролировал. В две бригады я должен был записывать фиктивного работника, за которого Костя получал двести рублей наличных денег. Но другому «авторитету» нарядчику Николаю Скоморохе я сделал приписку только по одной бригаде. И чуть за это не поплатился жизнью. Подвыпивший Скомороха пришел, выхватил из-за пазухи нож и ударил меня. Я успел подставить руку, и нож прошел сверху вниз по моему животу неглубоко (расстегивает рубашку и показывает три шрама - В.М.). Меня сразу отнесли в стационар, где наложили швы. Ко мне пришел Костя. (Василий Васильевич речь Кости воспроизвел дословно точно, но я не могу ее повторить здесь по гуманным для читателей соображениям. Таких специфических речевых тирад на блатном жаргоне я никогда в жизни не слышал, и должен заметить, - произносил их мой собеседник с блестящим актерским мастерством.) Я просто переведу речь главаря Белоусова на общепринятый язык: Костя пришел услышать от меня, - что нужно сделать с покушавшимся на мою жизнь Скоморохой. Если бы я сказал - замочить, - это было бы сделано тут же. Но я этого не сказал, хотя, как позже выяснилось, в том, что этот Николай получил меньше, моей вины нет. Поэтому его скоро привели ко мне в барак, он упал мне в ноги и стал просить прощения. Все опять ждали, что скажу я. В. А.: Так что, они не подчинялись, что ли, никому? В. В.: Самым главным на зоне был отдел лагерного пункта (ОЛП). Так вот с начальником этого отдела Костя и братия были вот так (складывает ладони крест-накрест и несколько раз руки переворачивает - В.М.). Но, уже немножко зная нравы этой среды, в которую мне пришлось попасть, я Скомороху простил. Если бы этого не сделал, началась бы кровная месть, и встретиться нам с Вами сегодня навряд ли бы довелось. После этого мы с Николаем стали даже друзьями (он был всего на два года старше меня). От него я записал слова нескольких песен на украинском языке. У меня сохранилась фотокопия с его портрета, нарисованного там, в зоне (показывает - В.М.). Как видите, у нас были и хорошие художники. (Из книги В.Мадянова "Судьба казака Василия Кирпичева")
Удивительно, но мне с уголовниками повезло. Тачки у меня не получались. Борис Козлов приспособил меня для ремонта тачек на трассе. Однажды я услышал: в палатке уголовников кто-то терзает гармошку, пытаясь изобразить «цыганочку с выходом». На гармошке я играть умел (научился мимоходом в пограничном училище), душа не стерпела такого варварского исполнения, зашел в палатку, взял у «виртуоза» гармонь: нате вам цыганочку! Заодно и «Мурку». С той минуты сам Леха Косой, атаман уголовников, стал моим покровителем. Писатель Анатолий Жигулин чифирил с Лехой Косым на Колыме, как рассказал в своих «Черных камнях» в начале пятидесятых годов. Сколько же лагерей прошел этот «вор в законе» за свою жизнь! У нас ему было за тридцать. Власть Лехи Косого над всеми лагерными: домушниками, ширмачами, скокарями, медвежатниками и другими воровскими профессионалами,— была выше власти конвойных. Он был не только... не просто бригадиром, он был «паханом» — «бугром», этаким божком у «урок» всех мастей и всех сроков. Конвоиры старались с ним не конфликтовать, это им было на руку. Леха Косой был сентиментален, любил музыку. Старинную русскую песню «Хуторок» просто обожал. Приходилось играть. Что поделаешь: с волками жить... Когда я с топором и сумкой гвоздей появлялся на трассе, Леха усаживал меня на опрокинутую тачку, свертывал для меня цыгарку и говорил: «Посиди, покури. Тачки починим сами, а ты спой «Что затуманилась, зоренька ясная». Приходилось петь. Зато получал от бригадира справку, что отремонтировал десять тачек, такова была норма ремонтника (с подбором материалов) для получения талона на рабочее питание. Вот откуда начиналась «туфта». (Из книги В.Васильева "Вьюги Воркутлага")
Здравствуйте! Был московский Вор Костя Борода-прибыл в 1948 в Чистюньлаг, в декабре совершил побег с 5 подельниками, все замерзли насмерть, кроме одного арестанта, которому впоследствии ампутировали обе ноги. Так же в 1944 в 5 шахте Воркутлага был Вор Константин Белоусов, а на 27 шахте Вор Эмир.
Здравствуйте! В 1951-1953 гг. на Бутугычаге был Вор Алексей Провоторов, погоняло Косой Лешка, 1905 г.р. ...В 1937 г. был в Ухтпечлаге, в 1938 г. - в Воркутлаге.
5059
