14 октября 1948 года СТАРОСТИН, отбывая срок наказания в зоне колонны №31 КХО Печорского ИТЛ, путем нанесения ножевых ранений убил заключенного ШИШКИНА Ивана Степановича якобы за то, что последний, имея со СТАРОСТИНЫМ личные счеты, хотел убить СТАРОСТИНА.
1 ноября 1948 года СМЫСЛОВ, отбывая срок наказания на 2-й колонне 7-го отделения Печорлага, на почве бандитских побуждений ножом нанес легкое телесное повреждение заключенным: ИВАНОВУ и КУШКОВУ и тяжелое ранения БЕЛОВУ, а ИВАНОВА и БЕЛОВА имел намерение убить.
28 июня 1949 года ЕФАКИН, он же СЕРЯКОВ, отбывая срок наказания на колонне №29 Стройконторы Севпечлага, на почве личных счетов во время отдыха сзади нанес заключенному ХАЛИЛОВУ три удара топором по голове, в результате чего ХАЛИЛОВ умер.
23 января 1951 года МАТРОСОВ, КУЗЬМИН, ДЬЯЧЕНКО, САРАЕВ, КАХНИАШВИЛИ, ЕРОШЕНКОВ, КИКНАДЗЕ, ВОРОНКОВ, СЕРДЮК, КЛИМИН, МЕЛЕХИН, ИВАХИН, СМИРНОВ, КРАПИВЧЕНКО, МАЛЫШЕВ, МИХАЙЛОВ, ИВАНОВ, МАТВЕЕВ, КУЛИКОВСКИЙ, ЛЕБЕДЕВ, КАРАСЕВ, ГУБАЕВ, КИСЕЛЕВ И.Т., ОВСЯННИКОВ, ГОЛОБИР, АЗИМОВ, ХОХЛОВ, ОПАРИН, КАЗАКОВ, КИСЕЛЕВ Е.И., ПОДМАЗИН, отбывающие наказание в Печорлаге и временно содержащиеся на пересыльном пункте г. Печора для дальнейшего расформирования по другим лагподразделениям и колоннам, как отрицательный контингент, во главе с ЗУЕВЫМ, который нелегально ушел из лазарета №1, вооружившись заранее приготовленными самодельными ножами и пиками, пролезли через проволочное заграждение, проникнув в зону штрафного изолятора, и, несмотря на 8 предупредительных выстрелов часового, находящегося на вышке, сломав замки, напали на изолятор, где содержались заключенные, отошедшие от воровских законов, зверски убили заключенных: ДИДЕНКО, ИВАЩЕНКО, СЫСОЕВА и КУСКОВА, а также нанесли тяжелые ранения заключенным: ПАРШИНУ, ОРЛОВУ, РЫЖКОВУ и ШОРОХОВУ.
23 февраля 1951 года КАРАСЕВ и СМИРНОВ, содержась в камере №19 Центрального следственного изолятора Печорлага, по обоюдной договоренности, из бандитских побуждений, путем удушения убили заключенного АГАДЖАНОВА Якова Аветисовича.
15 марта 1951 года КАХНИАШВИЛИ и ДЬЯЧЕНКО, содержась в камере №18 СИЗО №1 ИТЛ "АА" по делу бандитского выступления заключенных на пересыльном пункте, по обоюдной договоренности из бандитских побуждений на почве мести зверски задушили в камере содержащегося вместе с ними заключенного ПОДМАЗИНА Павла Константиновича.
17 апреля 1949г. ...15 апреля была комиссия. Профессор Лурье из Печоры — зам. начальника санчасти управления ПЕЧОРЛАГа, осматривал меня, сказал, что я хорошо поправился. Установил вторую категорию труда и выписал в рабочую колонну... Эти двадцать дней были у меня самыми лучшими за все время заключения. Я стал совсем не тот, каким был до 27-го марта. За эти дни я очень много и захватывающе играл в шахматы, читал, играл на мандолине... А теперь все рухнуло и я должен ехать в колонну «упираться»... Мне очень жалко, что не удалось закончить курсы печников. Половину я узнал из этой квалификации... Но для себя сложу нужную печь. И, надеюсь, неплохо. ...Нас подняли в два часа ночи, оформили, выдали лохмотья, валенки в 8 часов и в числе 88 человек мы вышли из лазарета к пассажирскому поезду. Погода сырая, а мы в валенках идем по воде... Не без тревоги я вспоминаю свое хорошее обмундирование, привезенное сюда. Теперь нет у меня той телогрейки, которую носил дома и в которой приехал сюда. И вот пришли на станцию Сивая Маска. В 11 часов пришел поезд, но с одним вагоном для заключенных. В него посадили только воришек (45 чел.), а нас вернули обратно. (Галанин С. Ф. Письма из ада // Сазанович В.П. Боль людская)
Однажды мне довелось побывать там, где «вечно пляшут и поют». Кто-то из шестерок доложил ворам, что я рисую портреты. И вот я иду за приплясывающим шестеркой в страшную «Индию». В бараке я увидел пустые нары, и только в одном углу лежали подушки, одеяла, какая-то одежда и чемоданы. Шестерка, пропустив меня вперед, подвел к сидевшему на нарах высокому худощавому мужчине лет тридцати. Это был Иван Бугаков, по прозвищу «Чума», вор-законник, гроза фраеров и надзорсостава. На его совести было немало преступлений. Посмотрев на меня не прямо, а как-то вскользь, спросил: — Ты, говорят, рисуешь? Так, что ли? Я кивнул. — Тогда берись, но чтоб разговоров потом не было. Я не понял, на какие разговоры он намекал, но ответил, что буду стараться. Живописная была личность. Нос с горбинкой, большой рот с рассеченной верхней губой, золотые зубы, шрам через весь лоб и пронзительные серые глаза. Только я приступил к работе, как вокруг нас расселись зрители. Пока я делал набросок, минут десять длилось молчание. Потом один из воров стал просить Чуму рассказать о своей любовной истории. Эта несчастная любовь оставила в сердце вора глубокий след, и, чтобы вновь пережить, наверное, единственное дорогое событие в его жизни, Иван всегда охотно исполнял такую просьбу. И на этот раз, бросив задумчивый взгляд куда-то поверх голов слушателей, Иван начал свою исповедь. — Отбывал я тогда, мужички, срок под Печорой. Кругом лес-тайга, а люди, как звери, в земле жили. Завал был полнейший. Достать что-нибудь из жранья, кроме кровной пайки, было невозможно. Фраера-бедняги дошли и дохли как мухи. Даже воры втыкали. Кто не выходил за зону, получал бур и птюху1 в триста граммов и раз в три дня горячую баланду. У нас на зоне один хитрый лепила был, он на кухне пробу снимал, так вот он про эту баланду говорил, что она вовсе не баланда, а супчик, хотя и немного жидковатый, но зато очень питательный, а в нем, хоть день ищи, крупы не найдешь. Кушало нас тогда шесть рыл. Кроме меня еще два вора были: Ленчик Питерский и Володя Хитрый, помните, у которого на груди Ленин и Гуталинщик были выколоты. (Всеволодов В. Записки советского "фашиста")
На следующий день утром я направился на дипломатические переговоры с теми, кто захватил власть внутри зоны в свои руки. Я знал, что рецидивисты почитают прямые переговоры на паритетных началах, и что нельзя к ним появляться с представителями охраны. Дорогой решаю, заходить или не заходить в логово рецидивистов. Подошел к колонне, зашел на вахту. Там стоит и курит старший надзиратель Деревянко. Поздоровался. Он молчит – молчу и я. Закурил. Говорю ему о цели моего прихода, а сам думаю, не будет ли мой заход в зону моей последней лебединой песней. Стою, курю, решаю про себя, идти – не идти. Затем, обращаясь к надзирателю Деревянко, говорю: – Ну, я пошел. Загремела щеколда вахтенной двери, и тут дверь за мной закрылась, и я очутился в зоне колонны. Спрашиваю лагерников: где, в котором бараке находятся главари рецидивистов «Никола Дурак» и «Помидор». Мне указали: вон в этом. Захожу. На нарах в длинном бараке полулежат Никола Дурак и Помидор, а вокруг них стоят человек десять их соратников по профессии. Подхожу и говорю: – Здравствуйте, ребята! Снимаю рукавички, шапку, полушубок, кладу на нары, сажусь рядом с ними: – Скажите, чтоб все от нас отошли, есть разговоры с вами. Никола Дурак делает рукой знак, и все от нас отходят в другой конец барака. Начинаю вести дипломатические переговоры. Ни- кола Дурак и Помидор явно удовлетворены оказанной им честью. Приступаю прямо к делу. – Меня уполномочил начальник санчасти Петр Иосифович, чтоб вы изменили отрицательное отношение к нам, медикам, на положительное, а мы со своей стороны будет делать кой-что и для вас. Вот у тебя, Никола Дурак, самодельная флегмона ноги, а членовредителей на лечение в лазарет нам запрещено направлять кумом (лагерное МГБ), о чем и вам известно. Но я вас отправлю в лазарет и еще двух-трех ваших ребят, только вы дайте своим команду, чтоб медработников на колонне не обижали, а ограждали от каких-либо оскорблений. Продолжив речь в том же мирном духе, я заключил: – Итак, будем взаимно соблюдать наш мирный договор. Сейчас я составлю список больных для отправки в лазарет и включу туда и вас и передам на утверждение начальнику санчасти. Он позвонит на вахту, и вас конвой доставит в лазарет. Эти условия Никола Дурак и Помидор приняли и в знак дружбы угостили меня хорошим хлебным квасом и кашей, приготовленными для них на лагерной кухне. От каши я отказался, а квасу выпил две кружки. Во время переговоров с главарями рецидивистов в барак пришел бледный и встревоженный мой старший санитар Николаев узнать, не будет ли мне нанесена обида или совершено на меня нападение, но я сказал ему, чтоб он вышел из барака и ждал меня в амбулатории, где буду вскоре проводить прием больных. Такое доверие к рецидивистам внушило им ко мне уважение. – Доктор, присылайте к нам на колонну фельдшера. Никто его не обидит. Так мы заключили словесный договор о дружбе и ненападении. Через три часа я пришел к начальнику санчасти, Петру Иосифовичу, доложил ему о благоприятном результате переговоров и с трудом уговорил его направить в лазарет в числе больных трех вожаков рецидивистов. – Что, мы должны на поводу идти у них! Нет, из списков больных их надо вычеркнуть. Я продолжал доказывать, что без этой уступки с нашей стороны медпомощь на колонне организовать не удастся. Наконец с моим мнением он согласился, позвонил на вахту колонны, чтоб всех отобранных мною на лечение отправили в лазарет. Тут же из лазарета направили на колонну фельдшера. Так ликвидировался «бунт» на лечебной колонне, и началась обычная жизнь и работа. (С.Н. Чекин "Повествование врача Трудникова")
Одна треть заключенных была уголовниками-рецидивистами, которым заключение является родным домом, ибо большая часть их недолговечной жизни (старше сорока лет не встречал) проходит в тюрьмах и концлагерях. Я не раз обращался к этим «законникам» с предложением работать у меня старшими санитарами, где нет никаких прямых административных функций, но они мне говорили: «Что вы, доктор, смеетесь что ли над нами!». Рецидивисты паразитировали за счет других – работяг, ибо по их убеждению всякая работа, да еще в заключении унижает досто- инство вора, особенно вора «законника». Воры и бандиты жили за счет других работающих заключенных. Если некоторые из них и выходили на работу вместе с колонной, то ничего не делали. Более законистые на работу не выходили, а занимались другими своими делами. Шесть часов утра. Идет развод – колонна уходит на работу до шести часов вечера. Группа «законников» человек в двадцать- тридцать осталась в зоне. «Рабочий» их день примерно начинается так. Часов в девять-десять утра они просыпаются. Главари сидят в бараке, а молодые по стажу идут на кухню и требуют от повара, тоже заключенного, завтрак на отмочку на всю свою бан- добратию побольше и повкуснее, а если там нет требуемого, то они идут в каптерку – к кладовщику и принуждают отпустить им лучшее из продуктов, что имеется на складе. Отказать им – это значит подвергнуть себя нападению, и хорошо, если оно окончится только одним избиением. Завтрак принесен. Начинают не торопясь есть. После завтрака умываются, чистят сапоги и точат на камнях ножи-железки, а то и оттачивают настоящие финки. Время подходит к обеду. Обедают по тройной лагерной норме. Пообедали – ложатся спать. После сна ужинают и начинают играть в самодельные карты на вещи, под обеды и на будущие ночные «авансы». Когда колонну приводят с работы, и работяги, изнуренные тяжелым трудом и самим заключением, ложатся спать, часть рецидивистов идет по баракам на промысел. Двенадцать часов ночи – все работяги спят крепким, усталым беспробудным сном. Некоторые из них получили от родных с воли посылки с продуктами, вещами, о которых «законники» узнали еще днем или на вахте, или из разговоров других лагерников. Начинается сбор дани. Группа воров-бандитов подходит к намеченной жертве, настойчиво и нагло будят, берут посылку, разбирают ее и что получше забирают себе. Протестовать нельзя: могут избить, порезать. Это знают все заключенные. Если же посылка оставлена на вахтенном сундуке-ларе, то приказывают часть продуктов принести им утром до развода или после прихода с работы в зону колонны. Когда какая-то часть им принесена, вновь заставляют принести на следующий день. Посылка вся: часть роздана ворам, часть лагерным придуркам: нарядчику, помпотруду, повару, парикмахеру, банщику, квч, прорабу, кладовщику, немного съел сам получивший посылку, и на второй день от посылки остался один фанерный ящик. Но воры требуют еще и еще: не верят, что посылка уже «без рожек и без ножек». Начинают избивать получившего, а дать им больше нечего. Награбленное сносится к главарям, там они производят дележ по стажу воровской бандитской карьеры, начинают проигрывать в карты собранное-награбленное и на рассвете ложатся спать. В результате получивший посылку раз или два пишет родным на волю, чтоб больше посылок не присылали, что-де мол не нуждаюсь, а написать туда на волю, что посылки приносят только несчастье – нельзя, не пропустит письмо лагерная цензура. Иногда воры-бандиты проигрывают в карты неугодных им. Так на своей колонне я взял на работу санитаром в амбулаторию бывшего нарядчика по выводу заключенных на работу, а «законники» были на него в обиде за вывод их когда-то на работу за зону. И вот они решили с ним рассчитаться. Вечерний прием общих больных, как и всегда, производил заключенный фельдшер Василий Данилович, а я основную «ре- зиденцию» имел в лазарете, что в трех километрах от колонны. И вот в один из вечерних приемов больных «друзья народа» решили убить бывшего нарядчика. Исполнение этого дела по приговору главаря и по картам пало на двух рецидивистов-юношей. Идет амбулаторный прием больных. Василий Данилович делает осмотр, проверяет температуру, а с другого конца стола си- дит на табурете проигранный в карты санитар. Входят на прием двое исполнителей убийства. В широких и длинных бушлатных рукавах у них скрыты ножи. Чтоб отвлечь внимание, сиплым голосом жалуются на боли в горле. Василий Данилович стоя осматривает, а санитар спокойно сидит на табурете. Вдруг один из них, и тут же второй бросаются к санитару и начинают наносить ему удары ножами в грудь, живот, спину. Санитар падает на пол, обливаясь кровью, а они продолжают наносить ему ножевые ранения. Василий Данилович от страха ни жив, ни мертв, окаменело ожидает той же участи, но убийцы объявили ему милость: – Тебя мы не тронем, только не сообщай на вахту. Проходит час-другой. Убежать на вахту нет возможности: убийцы сторожат его за дверью. Кто-то из заключенных сообщил об убийстве санитара на вахту. Пришел наряд охраны, связал убийц, за вахтой положили их на сани, а на них сверху убитого. Убитого привезли в морг лазарета, а убийц в местную тюрьму лагеря. Василий Данилович от перенесенной психической травмы не мог оставаться в зоне колонны – ушел на вахту, позвонил начальнику санчасти, что работать на этой колонне не может. Тогда начальник санчасти сообщил охране колонны, чтоб фельдшера направили в лазарет. На второй день после убийства санитара рецидивисты отобрали на кухне колонны ножи, разграбили каптерку – продуктовый и вещевой склад в зоне колонны. Местная охрана бездействовала. На работу во время развода выходил кто хотел, преимущественно бытовики и пятьдесят восьмая. Медицинской помощи заболев- шим не оказывалось: «друзья народа» заявили, что всех медицинских работников на колонне будут резать за то, что их главарей не отправляют в лазарет на лечение-отдых. (С.Н. Чекин "Повествование врача Трудникова")
У блатных была своя "любовь" — изворотливая, жестокая, под стать воровским законам. Иному урке удавалось годами содержать лагерную кралю-жену и встречаться с ней вопреки запретам и расстояниям. За деньги можно было устроить любое передвижение в пределах пятисоткилометровой трассы Печорстроя. И горе той "Марухе", на которую пало подозрение в измене. Явившись в ОЛП или лазарет, где обитала его зазноба, лагерный кавалер вооружался парикмахерской машинкой и первым делом простригал широкую полосу на ее голове. Затем наступала очередь "шмуток". Урка забирал все вещи — пальто, платья, белье, туфли, рубил все это топором на мелкие куски и бросал в горящую топку. Делалось это в бараке, на глазах у публики. Таков ритуал. Знаменитый на всю Печору Цаликов однажды отрубил своей крале ногу. На то он и Цаликов. (Из книги А.В. Антонова-Овсеенко "Враги народа").
Миновала последняя военная зима, весной в зону привели несколько механиков. Как среди них оказался рецидивист по кличке Сопатый, верзила с наглой ухмылкой на рябом лице, известно только в УРЧе. За взятку лихие ребята из учетно-распределительной части могли перебросить урку в любую точку огромного лагеря. На первых порах Сопатый держался в тени, пытаясь войти в роль слесаря-ремонтника. Осмотрелся, наладил связь с блатными и скоро утвердил свое главенство. Перебрав довольно женщин, заметил Наташу и пронюхал о дружбе ее со статистиком. Михаил Маркович не вышел ни ростом, ни силой, и Сопатому связь тщедушного полковника с молодой кралей показалась обидной. Когда же громила узнал от лекпома, что Наташа сохранила невинность, он решил не упустить столь редкий случай. Баня в лагере полагалась раз в десять дней, и когда подошел срок для Наташиной бригады, Сопатый подговорил банщицу, и та неожиданно начала выгонять женщин из раздевалки: дескать, начальство идет... Наташино тряпье не выдали еще из вошебойки, ей пришлось задержаться, и тут появился Сопатый. Никто не слышал криков девушки, стены толстые, бревенчатые, двери двойные... Сопатый потом бахвалился: "Слышь, полковник, попользовал я твою красючку, целина — во! Ничего, привыкнет..." Так она и пропала в Печорском лагере, бедная... (Из книги А.В. Антонова-Овсеенко "Враги народа").
Здесь некоторые из Воров, бывавшие в Вятлаге в начале 50-х: . . . . . . . . . . . . . . . . . . Конышев И.У. (1924 г. р., четырежды судим за кражи, грабежи и лагерный бандитизм, последний раз сроком на 25 лет). В 1951 г. Конышев был переведен со строгого в крытую на год, где в 1952 г. получил еще год т/з сверху. Затем, в 1953 г., по истечению тюремного срока, придя в Вятский ИТЛ, открыто заявил лагадминистрации, что он "честный авторитетный Вор и прибыл в Вятлаг для наведения должного Воровского порядка". За короткий срок пребывания в ИТЛ, Конышев, сгруппировав вокруг себя «отрицательный контингент», организовал заключенных и создавал массовые беспорядки и неповиновение лагерной администрации, что сопровождалось избиением ее представителей и угрозами в адрес последних, за что Конышев 5 февраля 1954 г. был вновь водворен на тюрьму. . . . . . . . . . . . . . . . . . .Воробьев С.Е. (1922 г. р., трижды судим за вооруженный разбой и бандитизм, последний раз сроком на 25 лет). В 1951 г. за вооруженный грабеж в Печерском ИТЛ (Коми АССР, г.Печора) был на год водворен на тюремный режим. Прибыв в Вятский ИТЛ в 1952 г., получил еще год т/з по той же статье. По отбытии срока Воробьев был возвращен в Вятлаг в конце 1953 г., где принимал участие в различных волынках, устраиваемых заключенными. За это 31 января 1954 г. в третий раз переведен в тюрьму. . . . . . . . . . . . . . . . . . .Кочуренко И.Н. (1932 г.р., дважды судим за кражи и бандитизм, последний раз сроком на 25 лет). В 1951 г., находясь Каргопольском ИТЛ (Архангельская обл., ст. Ерцево Северной ж.д.), за бандитские проявления получил год т/з. По истечении тюремного срока в 1952 г. прибыл в Вятлаг, откуда за аналогичные действия в том же году вновь водворялся на тюрьму на тот же срок. Вернувшись в Вятлаг в 1953 г., Кочуренко пытался убить заключенного и оказывал сопротивление и неподчинение надзорсоставу, за что 13 февраля 1954 г. третий раз получил год т/з.
tengiz tugushi rodilsa gdeto dvadtsatix godax v tbilisi. on bil xoroshi drug iraklia ishxneli. evo plemianik bivshi futbolist Caava. tengiz sidel v pechore. u nevo bil 25 let srok, tam bila mnogo vorov. i vori u kovo bolshie stroka bili, reshili poidti vpobeg. i kogda uxadili, poprashali sdrugimi voromi. kogda poshli, akazivaetsia podkop vixodil priamo voze vishki, ne verno bil vikopan. i bilo 100% smert ot nadiratelia, kotori stoial na vishke. i kogda vernulis obratna, oni vorom skazali shto mi ne vori, mi ne sderjali svoio slovo. vot takie ranshe bili vori. bedni tugushi umer vkonce vosmidesiatix..evo ochen lubil i uvajal tato khundadze i dima lortkipanidze.
2356
